Павел I без ретуши
Шрифт:
Его [Павла I] политика и управление поражают своею неустойчивостью, которая не вяжется с глубиной взглядов и мудростью, которую я хотел бы предполагать в нем. Хорошо изучив русский народ, он, без сомнения, чувствует себя обязанным простирать над всеми железный скипетр. […]
С.-Петербургская полиция действует с беспримерной исполнительностью и строгостью. Ежедневно в семь часов утра губернатор является в кабинет императора с докладом относительно всего, что происходило за истекшие сутки. Кроме многочисленных тайных агентов, которых губернатор имеет в своем распоряжении и которые, будучи развеяны и размещены по всем кварталам, заняты лишь доставлением всех необходимых сведений относительно того, что сказал или сделал тот или иной обыватель, существует еще вооруженная конная и пешая полиция, которая беспрестанно разъезжает и днем, и ночью, наблюдая за исполнением полицейских предписаний и арестуя нарушителей их.
Все содержатели гостиниц или ресторанов, трактирщики
…не допускается въезд и выезд иностранцев без разрешения, подписанного рукой самого императора, и воспрещается ввоз книг, нот и всего, что посылается из Франции или выходит из фабрик и мастерских этой развращенной нации. Все иностранные газеты воспрещены. Те, которые получаются посланниками иностранных дворов, подвергаются самой суровой цензуре, их уничтожают, если в них заключаются факты, которые желают скрыть, или зачеркивают в них то, что не подлежит огласке. Несмотря на эти мудрые и спасительные меры, якобинство нашло способ проникнуть в дома вельмож, иллюминатство достигло ступеней трона и прокралось в кабинеты министров.
Из« Записок» тайного советника Александра Ивановича Рибопьера:
Во время царствования Павла Петровича Петербург был вовсе невеселым городом. Всякий чувствовал, что за ним наблюдали, всякий опасался товарища и собрания, которые, кроме кое-каких балов, были редки. На балах этих, однако, молодые люди встречались с молодыми девицами, и любовь не теряла прав своих. Я подобно другим заплатил ей дань, и N. N., к которой пылал любовию, казалась ко мне благосклонною. Я стал находить, что в Петербурге очень хорошо живется, когда ревнивый соперник, влюбленный в ту же особу, стал искать случая завести со мною ссору. Мы нигде не встречались; никогда не случалось нам в то время быть вместе в одной и той же гостиной. Он написал мне письмо, в коем значилось, будто я позволил себе говорить дурно об особе, которую он обязан защищать, и что он сумеет заставить меня дать ему удовлетворение. Я поспешил к нему, чтобы узнать, в чем дело; но он никого не назвал и продолжал считать себя обиженным. Мы дрались с ним на шпагах, и в то время как я ему нанес удар выше локтя, он меня ранил в ладонь так сильно, что перервал артерию. Я принужден был вынести мучительную операцию, и едва успели сделать мне первую перевязку, как ко мне приехали обер-полицмейстер и генерал-губернатор граф Пален с повелением от императора сделать мне допрос. Говорят, будто кто-то донес государю, что соперник мой, взяв под свою защиту княгиню Анну Петровну Гагарину, о которой я будто говорил дурно, по-рыцарски вызвал меня на поединок. Государь, сам рыцарь в полном смысле этого слова… воспользовался этим случаем, чтобы выказать на мне всю свою строгость. Я никогда ничего не говорил против княгини Анны Петровны, и более трех лет не приходилось мне слова перемолвить с моим соперником. От природы скромный и осторожный, я жил в то время довольно уединенно в кругу близких мне людей. Государь исключил меня из службы; у меня отняли Мальтийский крест и камергерский ключ и засадили в крепость в секретном каземате.
Внешняя политика
Из воспоминаний Федора Гавриловича Головкина:
На первом дипломатическом приеме, происходившем у нового государя, он обратился к присутствующим со словами: «Господа, я не унаследовал ссор моей матери и прошу вас сообщить об этом вашим дворам». Он сказал еще: «Я — солдат и не вмешиваюсь ни в администрацию, ни в политику…» О политике Павла I я скажу только следующее: когда обстоятельства заставляли его заниматься насущными интересами государства, он поневоле впадал всегда в политические ошибки Екатерины.
Из жизнеописания Павла I, составленного Георгом Танненбергом:
Павел ознаменовал начало своего царствования миролюбными распоряжениями, а не военными приготовлениями. Хотя победительные войска его прошли внутрь самой Персии, завоевали Ширван и известные Железные ворота [66] и неудержимыми шагами угрожали уже Кандагарской области [67] , — однако ж он послал… повеление прекратить тотчас враждебные действия и персидскому государю доставить весть о дружелюбном его расположении. С радостью принял сокрушенный персианин великодушное предложение императора и, плененный высоким образом мыслей победителя своего, беспрекословно заключил мир, который хотя не стоил ему ни сажени земли, но Российской империи доставил все те выгоды, для получения коих великий дух Екатеринин поднял оружие. […] Екатериною повеленный и с деятельною ревностью производимый рекрутский набор Павел тотчас отменил, утешительно обнадеживая, что таковые наборы не
66
Так русские называли город Дербент.
67
Административная часть территории Персии. Речь идет о Персидском походе русского корпуса под командованием В. А. Зубова, предпринятом Екатериной II в 1796 г. Павел I разрешил этот конфликт, заключив мир с Персией в 1797 г.
Из «Путешествия в Петербург» Жана Франсуа Жоржеля:
Но что странно, так это его высокомерие, заносчивость и деспотизм по отношению ко всем державам. Дурное обращение с посланниками, несомненно, доказывает недостаток уважения к международному праву. Я понимаю, что разрывают сношения с каким-нибудь двором, когда можно жаловаться на его образ действия, но до тех пор, пока разрыв не произошел, пока посланник не отозван, он неприкосновенен. Между тем мы видели, что граф Кобенцль, чрезвычайный посланник императора [австрийского]… был удален от двора Павла I, подвергнут открытой опале и, вследствие этой опалы, жил в полном одиночестве, так как никто в С.-Петербурге не смел ни говорить с ним, ни видеть его, ни принимать у себя под угрозой немедленной ссылки. Витьворт [Уитворд], английский посол, человек безусловно достойный уважения, тоже подвергся целому ряду неприятностей, вызвавших его отозвание. В С.-Петербурге к послам и посланникам иностранных держав очевидно не относятся с тем вниманием и уважением, которыми они были окружены, как я видел, в былое время в Версале и Вене.
Из жизнеописания Павла I, составленного Георгом Танненбергом:
Властолюбивый двор лондонский и от него тогда зависевший венский, быв незнанием своих военачальников приведены в опасность неудачною, прекраснейшую часть Европы опустошавшею войною против с пять лет уже тогда республикой образовавшейся Франции, употребили вместе все положением их внушенные им способы убедить императора к деятельному участию в сей воине. Павел, коего дух стремился к великим делам и быв крайне пристрастен к славе воинской, согласился на приглашение обоих сих дворов.
Из «Записок» Федора Николаевича Голицына:
С начала своего воцарения государь как будто отрекся от союза с какою-либо в Европе державою, что и продолжалось несколько месяцев. Потом вошел в союз с Австрией) против французов….
Из «Записок» Николая Александровича Саблукова:
…союз между Россией и Англией и всем континентом против революционной Франции был заключен. Суворов, вызванный из ссылки, назначен был генералиссимусом союзной русско-австрийской армии, действующей в Италии в феврале 1799 года. Другая армия, под начальством генерала Германа, была отправлена в Голландию для совместных действий с армией герцога Йоркского, имевшей целью атаковать Францию с севера.
Из «Записок» Федора Николаевича Голицына:
Сделавшись недоволен и не без причины венским двором, [Павел I] вошел в союз с Франциею, где между тем консульское правление действовало против Англии.
Из письма Павла I Наполеону Бонапарту от 18 декабря 1800 г.:
Господин Первый Консул. Те, кому Бог вручил власть управлять народами, должны думать и заботится об их благе… Я не говорю и не хочу пререкаться ни о правах человека, ни о принципах различных правительств, установленных в каждой стране. Постараемся возвратить миру спокойствие и тишину, в которых он так нуждается.
Из «Записок» Николая Александровича Саблукова:
Зимой 1800 года в дипломатических кругах Петербурга царило сильное беспокойство: император Павел, недовольный поведением Австрии во время Итальянской кампании Суворова 1799 года и образом действий Англии в Голландии, внезапно выступил из коалиции и в качестве гроссмейстера Мальтийского ордена объявил Англии войну, которую собирался энергично начать весной 1801 года.
Из« Записок» Августа Коцебу: