Павел I
Шрифт:
— Я хочу его видеть! Что они с ним сделали? О, что они с ним сделали?!
Поспешавшая за ней, испуганная и недоумевающая графиня Ливен едва успела накинуть на плечи императрицы соболий салоп.
С криками и рыданиями императрица побежала парадными покоями своих апартаментов к спальне супруга.
Дежурный офицер осмелился было коснуться ее руки, убедительно представляя, что он имеет формальное строжайшее приказание решительно никого не пропускать в опочивальню к усопшему.
Императрица рванулась от него с воплем:
— Прочь, убийца! — и устремилась вперед.
Старуха Ливен, неодобрительно
В прихожей, около запертых дверей опочивальни императора находился пикет семеновцев под командой капитана Александра Волкова. Этот офицер был лично известен императрице и пользовался особым ее покровительством.
Императрица бросилась к дверям, восклицая:
— Пустите меня! Пустите меня.
Но гренадеры скрестили штыки.
— Государыня, успокойтесь ради Бога! — умолял Волков. — Мы не можем вас пропустить.
— Волков! Пустите меня! Заклинаю вас всем святым! Пустите! — повторяла императрица, с безумно блуждающим взором, простирая к нему обнаженные руки. — Пустите меня к моему милому другу, если только в груди вашей человеческое сердце!
— Государыня, невозможно! Невозможно, государыня! — сам теряя голову и ломая руки, повторял Волков.
— Солдаты! Пустите вашу императрицу! Я умоляю вас на коленях!
И Мария Федоровна встала на колени перед гренадерами, все державшими штыки скрещенными.
Слезы потекли по грубым лицам старых гренадер.
— Государыня, матушка ты наша! — рыдающим голосом сказал один из них. — Понимаем мы горе твое, родимая! Чувствуем мы! Да не приказано нам!
— Так убивайте же и меня! — вскричала императрица и грудью надвинулась на штыки, так что гренадеры едва успели принять их.
Но в это время под одну руку ее подхватила подоспевшая Шарлотта Карловна Ливен, а под другую — извещенный о происходившем и прибежавший ближайший друг императрицы шталмейстер Сергей Ильич Муханов. Они подняли императрицу, оба убеждая ее успокоиться, Ливен по-немецки, а Муханов по-французски, представляя ей доводы бесполезности ее попытки в данную минуту проникнуть в опочивальню усопшего супруга. Императрица разразилась рыданьями, проливая потоки слез и, обессиленная, дала себя увести. В соседнем покое императрицу встретили две фрейлины с чулками и туфлями, в которые и поспешили облечь окоченелые ее ножки. Потом они увели императрицу в собственные апартаменты. Муханов поспешил за лейб-медиком Беком. Вслед за ним, все неодобрительно покачивая головой, вышла и обер-гофмейстерина Ливен. Им навстречу шел генерал Бенигсен.
— Что здесь происходит? — спросил он.
— Императрица в ужасном состоянии, — сказал Муханов. — Она рвется в опочивальню супруга.
— О, невозможно! Сейчас совершенно невозможно! — сказал генерал Бенигсен.
— Позовите хотя бы Бека! Ей необходимо пустить кровь! — просил Муханов.
— Доктор Бек с прочими приготовляет тело к выставлению. Работа очень трудная! Покойный сильно обезображен, — объяснил Бенигсен. — Вот почему невозможно допустить императрицу в опочивальню.
— Ее величество изволили справляться, кто командует дворцовыми войсками — сказала графиня Ливен, — и, узнав, что вы, приказывает вам к ней явиться.
— Я к услугам ее величества! — отвечал Бенигсен.
— Как только императрица будет одета, вас позовут, — сказала
Но, входя в них, старуха, тяжело стукая костылем, пробормотала себе под нос по-немецки:
— Нет, она не хочет, не может и не должна царствовать!
XXIV. Под арестом
Через полчаса генерал Бенигсен был позван к вдовствующей императрице. Государыня, спокойная и холодная, как мраморная статуя, в глубоком трауре, закутанная черным крепом, сидела в креслах.
По знаку ее графиня и фрейлины удалились.
— Вам ли поручено командовать здешними войсками? — спросила императрица.
— Так точно, ваше императорское величество! — почтительно отвечал генерал Бенигсен.
— Значит, я вами арестована? — спросила, с кротостью поднимая глаза к небу, императрица.
— Совсем нет. Возможно ли это? — отвечал Бенигсен.
— Но кругом караулы!
— Ваше величество, это объясняется лишь необходимостью принять некоторые меры предосторожности для безопасности императорской фамилии.
— Следовательно, ей угрожает опасность?
— Здесь никакой. Но можно было ожидать беспорядков вокруг замка. Все обошлось, однако, благополучно. Все спокойно. И все мы находимся здесь, чтобы охранять особу вашего величества!
— Все спокойно! О, как ужасно это спокойствие! — прошептала императрица, склоняя голову на поднятую руку. — А впереди еще жизнь! Жить! После этого жить!
Наступило молчание.
Генерал Бенигсен кашлянул в руку и начал:
— Император Александр поручил мне…
— Император! — вскричала Мария Федоровна, — Александр — император! Но кто провозгласил его императором?
— Голос нации, — сказал Бенигсен.
— Как он мог согласиться принять трон? Кровь отца…
— Благо скорбного отечества заставило великодушного императора подавить сыновние свои чувства, — прервал слова императрицы Бенигсен важно.
— Ах, я не признаю его! — сказала императрица. И, понизив голос, прибавила, — прежде, чем он не отдаст мне отчета в своем поведении.
— В настоящую минуту, — продолжал Бенигсен, — склонившись на доводы рассудка, подавив скорбь свою, движимый любовью к отечеству, молодой государь наш проявил самоотверженное великодушие. Он явился войскам гвардии, находящимся во дворце, и затем, сев в карету, отправился в Зимний дворец, где уже собрался синод, сенат и генералитет для единодушного провозглашения императором Александра. Кроме того, в Лондон уже послан курьер для возвещения, что новый император прекращает враждебные Англии действия, — понижая голос, заключил Бенигсен.
— Но что еще скажут в Берлине! — как бы про себя сказала императрица.
— Должно повиноваться обстоятельствам.
— Что вы мне говорите? Не мне повиноваться.
Императрица встала, взяла Бенигсена за руку и, увлекая к дверям, сказала:
— Приказываю вам отворить мне опочивальню покойного супруга моего! Я желаю видеть его тело! Я посмотрю, как вы меня ослушаетесь!
— Это невозможно, — холодно сказал Бенигсен. — До прибытия императора Александра из Зимнего дворца и выставления тела для общего поклонения я не могу вас допустить в опочивальню покойного. Теперь я даже не могу вас выпустить из этих покоев!