Павлов И.П. Полное собрание сочинений. Том 3. Часть 1

Павлов Иван Петрович

Итак, большие полушария, по-нашему, состоят из собрания анализаторов: глазного, ушного, кожного, носового и ротового. Исследование этих анализаторов привело нас к заключению, что число их надо увеличить, что, кроме перечисленных анализаторов, имеющих отношение к внешним явлениям, к внешнему миру, надо признать в больших полушариях существование еще особых анализаторов, которые имеют целью разлагать огромный комплекс внутренних явлений, происходящих в самом организме. Нет сомнения, что для организма важен не только анализ внешнего мира, для него также необходимо сигнализирование вверх и анализирование и того, что происходит в нем самом. Словом, кроме перечисленных внешних анализаторов, должны существовать анализаторы внутренние. Важнейшим из внутренних анализаторов является двигательный анализатор, анализатор движения. Все мы знаем, что от всех частей двигательного аппарата - суставных сумок, суставных поверхностей, сухожилий и т. д.
– идут центростремительные нервы, которые сигнализируют каждый момент, каждую малейшую подробность акта движения. Все эти нервы, как в высшей инстанции, собираются в клетках больших полушарий.

Разнообразные периферические окончания этих нервов, сами они и нервные клетки, в которых они кончаются в больших полушариях, и составляют собой особый анализатор, который разлагает двигательный акт в его огромной сложности на большое число мельчайших элементов, чем и достигается огромное разнообразие и точность наших скелетных движений.

С понятием о таком анализаторе связан особый интерес в физиологии больших полушарий. Как вам известно, в 1870 г. (год, с которого начинается научная плодотворная работа по изучению больших полушарий) Фритч и Гитаиг показали, что при раздражении электричеством определенных участков коры в передней половине полушарий получаются сокращения групп тех или иных мышц. Это открытие подало повод к признанию в этих местах особых двигательных центров. Но тогда же поднялся вопрос о том, как представлять себе эти места больших полушарий? Есть ли это в полном смысле слова двигательные центры, т. е. клетки, от которых идут непосредственно импульсы к мускулам, или же это есть чувствительные клетки, к которым приходят периферические раздражения и от которых они только перебрасываются в активные двигательные центры, двигательные клетки, а от последних идут уже прямо мускулы двигательные нервы. Этот спор, начатый еще Шиффом, не кончился и до сих пор.

Нам тоже пришлось принять участие в решении этого вопроса, и вот как мы его решили. Мы давно были склонны принимать, что места коры больших полушарий, от раздражения которых получаются известные движения, суть скопления чувствительных клеток, мозговые концы центростремительных нервов, идущих от двигательного аппарата. Теперь, как получить более или менее решительные доказательства правильности этого взгляда? Помимо тех фактов, которые существовали раньше и которые приводились уже защитниками этого взгляда, нам удалось найти новое доказательство, как нам кажется, особенно убедительное.

Если, действительно, так называемая двигательная область есть двигательный анализатор, совершенно аналогичный другим анализаторам: ушному, глазному и т. д., то в таком случае раздражение, приносимое в этот анализатор, можно будет направить по какой угодно центробежной дороге, т. е. связать это раздражение с такой деятельностью, с какой мы пожелаем. Иначе говоря, в таком случае с двигательного акта можно образовать условный рефлекс. Это нам и удалось.

Д-р Красногорский, действуя, с одной стороны, нашими обычными раздражителями, например кислотой, а с другой стороны, производя, например, сгибание известноео сустава, получил условный рефлекс, образовал временную связь между сгибанием и работой слюнной железы. Определенные движения так же гнали слюну, как и условные раздражения с глаза, уха и т. д. Тогда возник вопрос: насколько верно толкование данного факта, действительно ли мы имеем здесь рефлекс со сгибания, словом - с двигательного акта, а не рефлекс с кожи? И в этом отношении д-ру Красногорскому посчастливилось довести доказательство до конца, можно сказать, до полной безупречности. Именно, когда он у собаки на одной ногразовал кожный рефлекс, а на другой сгибательный и затем вырезал разные участки больших полушарий, то оказалось следующее. Если был вырезан g. sigmoideus, то сгибательный рефлекс исчезал, а в то же время с кожи условный рефлекс оставался и мог быть получен. И, наоборот, когда были вырезаны gg. coronarius и ectosylvius, то исчезали кожные рефлексы и оставались сгибательные. Не оставалось сомнения, что кожный и двигательный анализаторы различны и двигательный оказывается на месте двигательной области.

Мне кажется, что после всех этих опытов за нас и утверждено научное право говорить в таком же смысле о двигательном анализаторе, как мы говорим о глазном, ушном и т. д.

Нам остается объяснить: почему при раздражении электричеством тех мест, где, по мнению некоторых, находятся особые двигательные центры, получается двак как здесь, по нашему мнению, находятся чувствительные клетки двигательного анализатора и, следовательно, отсюда нормально, постоянно, в продолжение всей жизни, раздражения идут в определенные двигательные центры, то понятное дело, что при такой проторенности пути и при раздражении этих мест электричеством получается обычный эффект, т. e. раздражение отсюда идет обычной дорогой к мускулам.

Таким образом после всех наших опытов мы можем сказать, что большие полушария представляют собой совокупность анализатора, с одной стороны, для анализа внешнего мира, как, например, глазной, ушной анализаторы, с другой стороны - для анализа внутренних явлений, как, например, двигательный анализатор. Что касается до всех возможных внутренних анализаторов, то ясно, что анализ каких-либо других внутренних явлений будет несравненно более скромный. Пока никаких других анализаторов этого рода, кроме двигательного, по методу условных рефлексов не констатировано. Нет сомнений, что и этот ряд явлений попадет, наконец, в физиологию условных рефлексов.

Теперь перейдем к детальной деятельности анализаторов. Что же они делают? Как показывает их название, они имеют своей целью разлагать сложные явления на отдельные элементы. Что же мы знаем ближе об их задаче и что принесли нам в этом отношении опыты по методу условных рефлексов? В данном случае, мне думается, объективная точка зрения на предмет сослужила немалую услугу. Общие факты относительно деятельности анализаторов наблюдались уже давно. Еще работы Ферье и Мунка давали ряд фактов, относящихся

до деятельности анализаторов. Но факты эти освещались с очень туманной, мало научной точки зрения. Вы помните, что, когда Мунк вырезал затылочные и височные доли больших полушарий, он замечал известные ненормальности у оперированной собаки в отношении слуха и зрения. Такое особое отношение животного к внешнему миру со стороны уха и глаза он называл «психической глухотой», «психической слепотой». Но что это значило? Возьмем психическую слепоту. Это вот что значило. После удаления у собаки затылочных долей можно заметить, что она не теряет способности видеть. Она обходит предметы, встречающиеся на пути, реагирует на свет и тьму, а рядом с этим человека, своего хозяина, которого она раньше хорошо узнавала, теперь не узнает. Она совершенно не реагирует на него: если он существует для нее, то только как зрительное раздражение. То же и в отношении всех других предметов. Мунк и говорит, а с ним и другие, что собака «видит», но «не понимает». Но что такое значит «понимает», «не понимает»? Эти слова тоже ничего определенного не говорят, их тоже надо в свою очередь объяснять.

И вот метод условных рефлексов, когда были отброшены психологические понятия, поставил это дело на твердую почву, придал делу полную ясность. С объективной точки зрения разрушение той или другой части больших полушарий рассматривалось как полное удаление или же как частичное разрушение того или другого из анализаторов. Если данный анализатор оставался совершенно цел, его головной конец не был потревожен, тогда собака этим анализатором производит различение как отдельных элементарных явлений, так и определенных комбинаций их, т. е. такая собака действует как нормальная. Если же анализатор разрушен, поломан большей или меньшей степени, тогда собака уже не может отличать тонко данные явления внешнего мира. И это падение анализа идет тем дальше, чем больше разрушен анализатор. Если анализатор разрушен совсем, то нет никакого анализа самых простых явлений. Если же остались клочки анализатора, часть его уцелела от разрушения, тогда соотношение между организмом и внешней средой в данной области ее явлений остается, но в самой общей форме. И затем, чем больше уцелел анализатор от разрушения, чем больше он остался неповрежденным, тем лучший и более тонкий анализ он может еще производить. Словом, раз дело идет здесь о той или иной поломке анализатора как механизма, то и понятно, что чем больше этот анализаторный прибор поломан, тем меньше и хуже он служит. Предмет при таком понимании становится совершенно ясным и доступным для дальнейших многочисленных исследований, тогда как психологическая точка зрения уперлась в угол и не могла ничего прибавить к словам «понимает», «не понимает».

Мы разберем теперь опыты Мунка со своей точки зрения. Вы разрушили у животного затылочные доли, т. е. мозговой конец глазного анализатора. Если при такой операции осталась неполоманной минимальная часть анализатора, то для животного остается возможность самого небольшого анализа, и животное может отличать только свет от тьмы. У таких животных вы ни на формы предметов, ни на движение не образуете условного рефлекса, а в то же время на свет и тьму рефлекс образовывался очень легко. Например, если вы некоторое время при кормлении животного будете производить интенсивный свет, то потом, как только появляется этот свет, у животного начинается деятельность слюнных желез, т. е. здесь идет в расчет, работает та минимальная часть анализатора, которая уцелела при экстирпации затылочных долей. Вот почему собака Мунка не натыкалась на предметы. Она отличала затененные места от незатененных и обходила предметы. В такой незначительной степени ес глазной анализатор действовал хорошо. Но там, где требовался более тонкий анализ, там, где надо было различать комбинации света и теней, формы, там анализаторной деятельности нехватало, там был отказ со стороны поломанного анализатора. Понятно, что такая собака неспособна узнавать своего хозяина, так как она не в состоянии отличать его от других предметов. Дело вполне ясно, и никаких туманных обозначений не требуется. Вместо того чтобы говорить, что собака перестала понимать, мы говорим, что у нее поломан анализатор и она потеряла возможность образовывать условные рефлексы на более тонкие и более сложные зрительные раздражения. И теперь представляется огромная задача изучать этот анализатор шаг за шагом, смотреть, как он действует полностью и что постепенно исчезает из его работы, когда мы его разрушим в той или иной степени.

В этом отношении у нас уже имеются точные резкие факты. Если после экстирпации у собаки осталась незначительная часть глазного анализатора, то у такой собаки можно образовать условный рефлекс только на интенсивность света и больше ни на что. Если полом анализатора меньше, то можно образовать рефлекс и на движение, затем и на форму и т. д., пока вы не дойдете до нормальной деятельности.

То же самое и в отношении звукового анализатора. Если вы его поломали, за исключением небольшого остатка, или его деятельность временно задержана до той же степени, то животное отличает только тишину от звука. Разница в звуках для такого животного нет. Все звуки - и шумы, и тоны, и высокие, и низкие - валятся в одну кучу. Животное реагирует только на интенсивность звуков, и никаких детальных качеств их для него не существует. Если полом меньше и звукового анализатора осталось больше, то вы можете уже образовать рефлексы на шумы отдельно от тонов; значит, здесь имеется анализ и качественный, хотя и грубый. Если полом еще меньше, то можно получить рефлекс на отдельные тоны, причем здесь наблюдаются такие вариации: чем меньше полом, тем тоньше анализ тонов. С порядочным поломом животное отмечает только разницу на большие интервалы, например октавы; если полом средний, то разница доходит до одного тона и, наконец, -- до частей тона, до 1/2 тона, 14 тона. Получается постепенная градация от полной неспособности к анализу до вполне нормальной деятельности ушного анализатора.