Pavor Nocturnus
Шрифт:
Дождь сбавлял обороты, и толпа потихоньку рассасывалась, все спешили по домам, а я просто хотел вырваться из этого медвежьего капкана. Эйфория накатила лавиной, я лыбился, как полный идиот, в животе щекотало от страха и победы, так и бежал до конца улицы, чтоб наверняка, только спустя пару кварталов остановился и отдышался. А потом еще больше расхохотался, не сдерживался, как завсегдатай желтого дома, даже лучше, как главный его экспонат! Прости, родная, но нам еще нельзя видеться, так будет лучше для всех…
[1] Фортуна и Юстиция — древнеримские богини удачи и
[2] Марк Юний Брут — древнеримский политический деятель, известен своим предательством Гая Юлия Цезаря.
[3] Армани отсылает на фразу братьев Стругацких «Счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженным» из книги «Пикник на обочине». — Прим. автора.
[4]Аль пачино — американский актер театра и кино итальянского происхождения.
Питер Фирдан
27.09.199 X г., 05:52 PM
Дом семейства Фирданов
Как же прекрасно, что все раздражители в лицах рекламных агентов и детективов ушли и я с чистой совестью и надеждой на спокойствие мог поесть!
Сегодня Фелиция потрудилась на славу. Когда пришел детектив, ни одно блюдо не было в степени готовности, однако по его проводу я восхищенно глядел на ряд яств на столе. Кухню наполнял насыщенным ароматом грибной суп, возбуждающий тело от кончика носа до желудка, он был настолько наваристым, что насытил бы крепкого солдата; на второе занимала центр стола паста с томатной заправкой, которая блестела на свету и всем своим видом вызывала предвкушение пикантной остринки на языке, отчего приходилось давиться слюной; десертом служил мой любимый лимонный пирог с румяным до бурого цвета коржом и желтоватым белковым кремом сверху и кексы, к которым я не питал особого интереса. Что, что, а по части готовки у меня к Фелиции не было никаких претензий — делала она это в высшей степени отменно!
Я занял привычное место и безмолвно наблюдал, как Фелиция тщательно оттирает пятна на плите, затем скользит тряпкой по примыкающему гарнитуру, кухонной утвари и, наконец, по чайнику. Закончив с этим делом, она едва выдалась за дверной проем и крикнула:
— Виктим, спускайся, милый! Ужин готов!
Вот это мне в ней не нравилось… Каждый, кто видел мою жену впервые, наверное, считал ее тихоней в соответствие с миниатюрностью и аккуратным внешним видом, но повышать голос она умела, порой справлялась с этим до удивления прекрасно. И разумеется, я не выносил громких звуков, особенно после недавнего нашествия звонков!
Фелиция уселась рядом со мной, сняла очки с толстыми линзами и принялась тереть их краем кофты. В любое свободное время она поддавалась этой привычке, обнажая крохотные без увеличения линзами глаза; подобные моменты, поскольку она почти не расставалась с очками, мне удавалось заставать столь редко, что я буквально не узнавал ее. В ответ на это я невольно начал гладить щеку, царапающую ладонь щетиной.
Мы проводили время в тишине, так что слышно было, как начинает потрескивать вода в чайнике на плите. Ничего не происходило.
—
— Если не спешит ужинать, значит уроки делает, смотрит какую-то детскую дребедень по телевизору или не голоден. Каждый ест, когда он того хочет. Например, я невыносимо хочу сейчас, так что ждать его не собираюсь!
— Питер, без Виктима мы не начнем! Семья должна есть вместе, хотя бы ужинать, когда мы все дома. Ладно, позову еще раз.
— Хорошо-хорошо, схожу. Только не кричи, молю тебя!
Только я поднялся и даже набрал скорости, чтобы побыстрее добраться к нему и объяснить, что, когда тебя зовут, нужно приходить, как раздались те самые стуки его пяток. Он и правда не старался ходить бесшумно, отчего его приход походил на глухие взрывы бомб вдалеке. Невообразимо огромное количество раздражающих звуков за сегодняшний день доведет меня до сумасшествия!
Медленными шагами Виктим появился на кухне и с видом пленника, идущего на виселицу, занял место между нами сбоку. Наконец-то можно начинать!
— Где ты пропадаешь? Мы ждем тебя! — раздраженно сказал я.
— Папа имеет в виду, что обычно ты прибегаешь сразу же, как только тебя позвали, а в этот раз слегка задержался.
— Я был в ванной.
— Не нужно подробностей, — вновь встрял я. — Мы же за столом, в преддверие трапезы в конце концов.
— В ванной, — бесстрастно повторила Фелиция, осмотрев Виктима, точно охранник на выходе из гастронома. — Все хорошо, милый? Ты выглядишь…
— Мыл руки и умывался. Перед едой нужно, как в школе говорят.
— Радостно слышать, что сейчас детей хоть чему-то полезному учат.
Пока этот бесполезный диалог звучал, я успел оснастить себя всем необходимым: наполнил миску супом, наслаждаясь видом долек шампиньонов, плавающих на поверхности; под миской вытащил плоскую тарелку для пасты и испачкал каждый ярко-белый участок соусом, который обожал ввиду остроты. С десертом пришлось повременить, поскольку места подле меня уже не осталось.
— Что ж, мальчики мои, всем приятного аппетита!
Я выдал одобрительный кивок, Виктим промычал нечто нечленораздельное, и мы приступили к трапезе. В ту минуту, когда остальные еще насыпали блюда, я вычерпывал суп на дне миски, не в силах остановить глоток за глотком, и боролся с желанием вылизать посуду. Что же такого добавляет Фелиция, от чего весь мой разум сходит с ума? Или сказалась усталость не только от работы, но и от эмоционального раздражения?
— Ох, суп получился хорошим, даже лучшим за всю мою кулинарную жизнь, я бы сказала! Не считаете так? Где тогда моя почетная медаль за первое место?.. — Она сделала паузу, явно ожидая похвалы, однако мой рот был полон еды, а Виктим словно и не слушал ее. — Ладушки, лучшая похвала — это видеть, что вам и правда нравится моя стряпня.
Насколько Фелиция была хороша в готовке, настолько плоха в умении молчать. И это правда: в тишине мне довелось разделаться лишь с супом. Ела она всегда до ужасного медленно, точно отужинала недавно и сейчас сидела с нами ради приличия — неспешно опускала ложку в бульон, захватывала несколько капель и подносила к узким губам, после чего обязательно что-то говорила либо вздыхала, томно ожидая вопрос в ее сторону. Виктим меланхолично клевал одну пасту, едва наматывая ее на вилку и нехотя посылая в рот, что я считаю неуважением к пище.