Пазл
Шрифт:
Пока мы дошли до Булгакова, я уже набил руку. Особенно в рисовании, конечно.
Глава 8
Ирина Николаевна
Я уже почти спал, когда мой телефон впал в мелкую дрожь от сообщений. Он жужжал и подпрыгивал, будто просил о помощи. Мне было лень вставать, но он настаивал. Я все-таки подошел к нему, но лишь для того, чтобы выключить все оповещения и поставить будильник. Пришлось взглянуть на экран. Он был похож на бегущую строку на заднем стекле маршрутки. Из разных мессенджеров сыпались сообщения «Таликов, позвони мне
Ирину Николаевну взломали. Я представил, как она в ужасе смотрит на свой телефон и ничего не может сделать. Отвечает на звонки несообразительных родителей, которые прежде, чем подумать, кидаются на всех и вся, защищая своих «несчастных детей». Причем как в первом классе, так и в девятом.
Сейчас ее ждет полуночный разговор с разъяренной Надеждой Петровной, директором школы. Она наверняка тоже получила не одно сообщение. Если это сделал Хард, он не остановится, будет рассылать ее личные фотографии, затем примется за ее детей и друзей. Для этого чертова безумного гения не существует никаких границ. Он из тех, кто мог бы и без особой цели сбросить на город атомную бомбу – так просто, «приколоться», как он говорит. Я выполз из комнаты и пошел на тусклый свет торшера.
– Мам, извини, что поздно. Можешь написать в родительский чат?
– Мы только недавно договорились, что после десяти вечера туда никто ничего не пишет, – сказала она, не отрываясь от книги.
– Это хорошо. Значит, сообщение не затеряется. Ирину Николаевну взломали.
Я показал экран, который на несколько секунд успокоился, а потом вновь взорвался потоком сознания Харда от имени Ирины Николаевны.
– Какой ужас! – Мама принялась строчить в своем телефоне. – Судя по тому, что чат молчит, родители или еще ничего не знают, или переваривают происходящее.
Теперь наши телефоны стали жужжать в унисон. Родители взбодрились и обрадовались снятию запрета на переписку в чате после 22:00.
Я попытался написать в группу класса, но у меня ничего не вышло, потому что за текстовыми сообщениями пошли фотографии. Я не стал их открывать. Вырубил телефон. Через свои соцсети зашел на страницы Ирины Николаевны и оповестил ее друзей о том, что ее взломали, посоветовав срочно от нее отписаться. Это заняло больше часа. Как этот сукин сын умудряется писать всем и сразу с нескольких аккаунтов? Может, он не один?
Когда я заходил на одну из страниц, мне на глаза попалась фотография, на которой Ирина Николаевна стояла посреди большой сцены в костюме балерины. Кажется, декорации были из Щелкунчика. Сначала я подумал, что это какая-то ошибка, бред, не может быть. Ну какая из нашей классной балерина? А потом я вспомнил ее походку, осанку, жесты, повороты головы и… заснул, в полудреме видя, как она крутит бесконечные фуэте, совсем юная, в костюме Мари, и сам Чайковский дирижирует в оркестровой яме, восхищенно глядя на прекрасную хрупкую девочку. Пожалуй, слишком хрупкую, даже для балета.
Ирина Николаевна пришла к первому уроку. Это как раз был наш русский. Вид у нее был ни капли не помятый, как
– Доброе утро, ребята! – Она сделала длинную паузу, во время которой пристально на нас посмотрела. – Вы наверняка знаете, что случилось сегодня ночью.
Мы закивали.
– Судя по сообщениям, которые рассылались от моего имени, это сделали не просто мошенники, а кто-то из нашей школы и, скорее всего, из нашего класса, что меня больше всего обескураживает. Я надеюсь, эти люди понимают, что это не невинная шалость. Вы приравниваете страницы в соцсетях к своему личному пространству. Так вот, это вторжение и в мое личное пространство, а также в пространство моих друзей и знакомых. Вымещать свой негатив за мой счет и показывать все уродство своих мыслей – отвратительно. Не менее отвратительно копаться в личных архивах человека. Кто-нибудь может мне помочь понять, зачем такие прекрасные способности в области IT-технологий применять в таких омерзительных целях? – Ирина Николаевна снова сделала паузу, будто ожидая от нас ответа.
Все, естественно, молчали.
– Что ж, у меня для этого юного гения, а может, и группы умельцев есть хорошая новость. Отследить, кто взломал соцсети, не удалось, и никто этим по-настоящему заниматься не станет. Ничего не украдено, никто не убит. Хотя это как посмотреть.
Я пристально вгляделся в затылок Харда. Ни один его безупречный волосок не дрогнул.
– Но есть и плохая новость. По делу взлома личного кабинета учителя в электронном дневнике ведется расследование. Оценки будут восстановлены, не переживайте. Шанс раскрытия этого преступления очень высок. Надежда Петровна в такой ярости, что она взялась за дело со всей серьезностью, и, простите за тавтологию, дело уже заведено.
Класс ахнул. Никто еще не знал о взломе дневника, кроме меня. Утром я вспомнил, что забыл сделать домашку по русскому, залез в дневник и увидел, что я стал круглым отличником, причем по всем предметам. Подумал, что это какой-то глюк, и не придал значения.
Я снова посмотрел на затылок Харда. Он неожиданно повернулся ко мне и улыбнулся. Так как мы сидим в среднем ряду, он на первой парте, я – на второй, то этот «поцелуй Иуды» не остался незамеченным.
Класс заерзал – хотелось посмотреть, что там произошло с электронным дневником. Но по правилам – если телефон оказывался вне рюкзака во время урока, то он сдавался в специальный ящик до конца учебного дня. Мое лицо вспыхнуло китайским фонарем, Ирина Николаевна как-то вытянулась и даже встала на носочки. В голове гремела невообразимая какофония: вступление «Лебединого озера» звучало в обработке хеви-метал. Пространство со всеми его декорациями закружилось. Ирина Николаевна в два легких прыжка подлетела ко мне и протянула что-то белое. Это белое быстро становилось красным.
– Срочно сбегайте кто-нибудь за медсестрой! Таня – ты! – пробилось через адские медные тарелки в моих ушах. – Илья, у тебя кровь из носа.
– Да, извините… Я не спал всю ночь, – услышал я свой голос.
– Ничего, Тальк, так бывает, когда много работаешь. Я могу проводить тебя домой. Отдохнешь, восстановишься. – Хард склонился надо мной, как коршун над добычей.
Конец ознакомительного фрагмента.