Пчелиный пастырь
Шрифт:
Пройдя десять шагов, Лонги машет рукой. Не повышая голоса, Пюиг, смеясь над самим собой, бросает:
— Спасение и братство!
Эме спускается по тропинке, которая идет вдоль ручья, вздувшегося от тины. Этот спуск действует на него успокаивающе. Он потерял из виду англичанина и Раису. Он ускоряет шаг. Из пустой, все еще темной чащи леса (все свои копья-лучи солнце пока еще мечет только в верхушки деревьев) его окликают. Это она. Старик прислонился к дереву и сидит неподвижно, закрыв глаза. Тут же и саквояж из крокодиловой кожи. Лонги прижимает ухо к сердцу
— Уходите, — говорит Раиса. — Спасибо вам за все. Я этого никогда не забуду.
Он говорит:
— Ну, что вы! — Смотрит на часы.
Где-то совсем близко слышится оглушительный колокольный перезвон. Путешественники встают. Дорога здесь расширяется, так что Эме и Раиса могут поддерживать старика с обеих сторон. Он шагает дальше. Вскоре они видят указатель:
НУРИЯ-ПУСТЫНЬ, 3 КМ
Шрифт странный… Эме выбрал свой путь, он выиграл партию. Партия… Ах да! Это слово сказал Пюиг: «Где бы ты ни был, даже если ты совсем одинок, ты должен олицетворять всю партию». Что ж, это справедливо. Справедливо для всех партий. Всю партию. Всего человека!
Среди шпилей проглядывает черепица. Лонги, Раиса и ее дедушка окружены солдатами в серых мундирах. Нет. Это невозможно! Это же немцы! Да, да, именно немцы! Ведь на них не жеваные кепи карабинеров! Это не Guardia civil. Ах нет! Они говорят по-испански! Это самая настоящая Guardia civil. Достаточно взглянуть на их ноги. Они носят эспадрильи.
В этот вечер канадский лейтенант Эме Лонжюмо — Мон-Рояльский стрелковый полк — лег спать в жеронской carcero duro [128] .
128
Тюрьма строгого режима (исп.).
Жерона — красивый город, тюрьмы там не такие большие, как церкви, но народу в них так же много, как и в церквах.
В камеру в два метра шириной, вся меблировка коей состояла из параши, втолкнули Эме и еще пятерых беглецов — один из них был американец. Дела Эме уладились на другой же день. La ma~nana — отличный эквивалент немецкого Morgen fr"uh [129] . Эме вспоминает об учебнике испанского языка аббата Нумы и Пюига.
— Mi casa es suya. Мой дом — ваш дом.
129
Завтра утром (нем.).
И мысленно улыбается перед тем, как погрузиться в сон, такой же глубокий, как озеро Каранса.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Санта Эспина (Santa Espina)
Слово «нет», твердо противопоставленное грубой силе, обладает таинственным, идущим из глубины веков могуществом.
I
В
Он вошел в гостиницу «Каталонская». Как всегда, в приемной никого не было. Казалось, тут даже растения с толстыми стеблями не изменились с 1943 года.
— Есть здесь кто-нибудь?
— Иду, иду.
Появился Антонио Вивес, ставший еще более восковым, если только это возможно. Э! Галльская-то секира исчезла из его петлицы, теперь ее заменяет выставленный напоказ Лотарингский крест.
— Ба! Господин Лонги! Простите, я хотел сказать: господин майор! Ну, поздравляю вас! Вы прекрасно выглядите. Снимайте плащ!
— Я хочу остановиться у вас.
— Вы хотите сказать, у себя, господин майор! «Мой дом — ваш дом» — как говорят испанцы. В этом сезоне… Ох, в Баньюльсе такая каша!.. Я отведу вам ваш номер. Он не протоплен, но там есть электрический камин…
Да, и, однако, кое-что все же изменилось: вместо портрета, маршала над доской, где висели ключи от номеров, портрет Генерала. Правда, это не сразу бросается в глаза: то же место, та же рама.
— Ах, столько воды утекло! Немцы арестовали меня, посадили в Крепость. Меня спасло только Освобождение.
Лицо его становится суровым.
— В подполье меня, звали капитаном Бенуа.
Появился шофер, дуя на пальцы.
— Пауло! Тащи сюда мои вещи!
— Я так не исхудал даже во время дизентерии в тридцатом году в Макао… в Макао… О, господин майор, уж вы… — Он подмигнул: — Я понял, на чьей вы стороне, когда гестапо произвело обыск. Они приехали из Булу. Они все перевернули вверх дном…
Эме протянул ему пачку «Кемела». Вивес почтительно взял сигарету. Как в Макао. Нет. Не совсем так.
— Как в Сингапуре, — произнес он.
Кругосветное путешествие навсегда врезалось в память Дерьмовой Малакки, он же капитан Бенуа!
Пауло сгибался под тяжестью чемодана. Появилась служанка — новая служанка, — шаловливо помахивая пустым пакетом из-под молока.
— Молоко теперь только по карточкам.
— Будем пить порошковое, — сказал Вивес. — На войне как на войне! Покажи солдату комнату майора.
— Это какую же?
— Уж конечно, лучшую, Рита! Большую!
Рита игриво кивнула шоферу:
— Идите за мной, пожалуйста.
Так как она уж чересчур вызывающе покачивала бедрами, Пауло мог бы занести чемодан майора хоть на чердак!
Эме снова опустился в кресло, улыбаясь своей улыбкой с тремя ямочками. На стенных часах была половина шестого. За занавесками неистовствовал косой дождь. Вивес щелкнул выключателем, и желтый свет залил холл. Эме Лонги, любивший Мак-Орлана, вспомнил о «доме безрадостного возвращения».
Вивес говорил так тихо, словно в этом все еще была необходимость. Эме прервал его: