Печалясь и смеясь
Шрифт:
– Займись Люськой, – говорила мать, – она тоже все норовит вызубрить. И не ори на нее, как резаная. Крик ее парализует и делает глупой.
– Отстань от меня. Как ты не поймешь, что если твои знания и умение ловко учить языку еще кому-то годятся, то учить жить кого бы то ни было ты не имеешь права. Мысли твои долбаные не конвертируются. Сейчас время хватать удачу в жизни любым способом. Ради этого можно и убить.
– И ты могла бы? – мать говорила каким-то мертвым голосом, как будто ее душили и выходящий из нее звук был последним.
– Могла бы! – дерзко отвечала дочь и, хлопнув дверью, уходила.
Самое же дикое из дикого было то, что мать после этого
Семья разламывалась, как разламывается на куски поднятый лопатой грунт сырой земли, как некрасиво разваливается под тупым ножом коврижка залежалого хлеба.
Лорка тоже часами проводила за компьютером. Родители не знали, что, опробовав богатую жизнь знакомых и полузнакомых мужчин и не найдя ее, она стала искать эту жизнь новейшим способом. Возникали одноразовые встречи, мимолетные романы, обманки были расставлены в Интернете куда чаще, чем в жизни.
Муж находил следы поисков легко, но не придавал этому значения. Надо было обихаживать новую трехкомнатную квартиру, построенную при помощи родителей. И Лорка принимала в этом участие – выбирала шторы, изогнутые стульчики для кухни. В общем, глядя со стороны, птица вила гнездо, ну а эти компьютерные глупости – от ее раннего замужества. Святой человек, Коля был выше самой мысли о распутстве, его понятия парили где-то совсем в других эмпиреях, и когда кто-то из знакомых толкал его в бок и говорил ему какие-то не те слова о Лорке, Коля на секунду замирал от обиды, но тут же понимал другое: он все стерпит, только бы она была тут, дома, с ним. Укрыть ее, скулящую от обиды на все человечество, на родителей-идиотов, на него самого, бестолочь, на дуру Люську, которая халда во всем, укрыть и гладить по костистой спине и утешать, что все будет хорошо, он ей обещает.
– Правда будет? – шептала она как маленькая. – Правда?
И он ей врал, неумело, глуповато, да ей, в сущности, и не требовались правда и умелость, он помогал ей нырнуть в засыпальную мечту то ли золушки, то ли старухи с корытом.
Коля шел в кухню, курил в форточку и думал, где взять деньги, которые не выплачивают уже два месяца. Фирма у него хероватая, начальник – истерик, его бьет жена по той же самой, Лоркиной причине. А третий их партнер пьет горькую, потому что его половина в поисках того же необыкновенного «мужика, который умеет все», подцепила нехорошую болезнь, лечится тайком от мужа, но он в курсе, ему рассказал сам бациллоноситель.
«Твоя тоже ведь таскается». Коля пошел пятнами и неловко ткнул его в бок.
– Я понимаю, – засмеялся тот, – знание давно не сила. Знание – придурок с кляпом во рту. Не лезь с руками, я могу двинуть круче.
Такой свойский мужской разговор, других как бы и не бывает.
И Коля укутывал вечно знобящую Лорку и поил из ложечки железистой настойкой от анемии, целовал круто стриженный затылок (зачем она его так? Ему нравились ее волосы) и уходил в кухню.
Люська пила чай из пол-литровой чашки, нарезая толстые куски колбасы на тоненький
– Не многовато ли? – спрашивал он.
– А у нас разве был сегодня ужин? – отвечала та. – Мама бегала целый день, к вечеру свалилась, а ты, кроме колбасы, ничего не принес.
– Люська! – говорит отец. – Ну есть же яички, есть мясо, картошка, большая уже, сообразила бы что…
– Ты не переживай. Мне и так хорошо.
– А мне плохо, – говорит Коля. – Не знаешь, где моталась мама?
– Искала работу, наверное, – отвечала Люська. Отсутствие матери дома имело две причины – поиски работы и парикмахерская. – Ты бы ей помог. Она же умная и талантливая.– В чем? – вырвалось у Коли, хотя он сам и посеял это объяснение для дочери: талантливым и умным трудно, легко дуракам и наглецам. И это «в чем» было как бы не по делу и сбивало дочку с толку.
– Она же пишет заметки, – ответила Люська. – Я читала. Клево.
Коля хотел сказать, что все, что Лорка знала, она уже написала: как рожала, как отводила в первый класс дочь, какими предателями бывают лучшие подруги и как отвратительно пахнут старики в транспорте. Теперь вот Люська требует, чтобы он отвозил ее в школу на машине – в троллейбусе ей воняет.
– Мама про это даже писала, – кричала она.
Но именно эту заметку никто не опубликовал, потому что Лорка требовала от стариков наличия дезодорантов и свежих вещей, а не тех, что из эпохи «задонщины».
– Ты что – сволочь? Ты знаешь их пенсии? Ты знаешь, сколько стоит пальто?
Лорка оскорбилась и ушла. Как это она не знает, что почем? Есть же, наконец, у стариков дети? В эти минуты она видела, как покупает матери двубортный брючный костюм и блузочки цвета чайной розы.
Ей казалось, что так и было. Но в жизни она приносила матери только ненужные ей вещи и ненавидела, как та их раскладывала. «Это будет еще носить Люська». «Это – внучке соседки, лишними шерстяные вещи не бывают». Лорке все это было противно, и мать, раздающая барахло, и те, кто это брал и благодарил. Сколько стоит пальто, она на самом деле не знала, ряды, где висели эти серые и черные уроды с цигейковыми воротниками, были ей отвратительны только на том основании, что носил их народ, к которому она никакого отношения не имела и не хотела иметь. Это ошибка, что она родилась в этой непригодной для жизни стране.
И тут же автоматом она спускалась по трапу самолета, прилетевшего в Ниццу, и в толпе встречающих стоял высокий красавец шатен со слегка посеребренными висками. И все было уже улажено, и номер в гостинице, и ужин на двоих, и небрежный поход в казино, где она дрожащими пальцами ставила фишку – и выигрывала. И тут же они уходили. Она трусиха. Испытывать судьбу дважды не стоит. Да и деньги ей не нужны. Деньги идут рядом. Они в шатене, в его висках, в его длинных пальцах с наманикюренными ногтями. И сейчас у них будет секс, такой бывает только у красивой и богатой женщины. Секс – симфония. Нет, лучше иначе: симфосекс.
Так она и жила, паря в фантазиях и давясь обыденностью.
Однажды она перепутала в голове свое место пребывания и грохнулась в обморок – от несовпадения реалий. Врач был груб и сказал Коле, что это истерика, что по части спасения от смерти тут делать нечего. От ватки с нашатырем девушка очнулась, только лицо было не совсем ее – для Коли, врач сроду Лорку не видел, и откуда ему знать, что у нее не было острых носа и подбородка, не было этих безумных, а одновременно и тухлых рыбьих глаз, что Лорка в общем-то была красотка, а эта сидящая перед ним на полу женщина вышла откуда-то из мира дам, пьющих абсент.