Печать бога
Шрифт:
Столик, внутри должен быть Камень Мысленной Связи - артефакт, использующийся в телепатических переговорах. С его помощью послушник, не обучившийся пока в достаточной степени телепатии, мог связываться с другими членами Ордена Мудрости. Простой камешек, точь-в-точь речной окатыш. Куда он подевался, демоны побери, прости Господи! Куда запропастились вещи из столика включая старенькую залатанную рясу и медяки на пропитание? Пусто, шаром покати! Виктор бросился к тайнику, в котором хранил скромные сбережения - десять золотых, нажитых непосильным трудом в лабораториях и мастерских Башни Небесного Ведовства, в долгих походах (вернее, всего в одном), где
Обокрали! Творец, боги-заступники, помогите вынести испытание, укрепите телесно и духовно! Столько напастей в один день!
Виктор сел на холоднющий каменный пол, обхватил голову ладонями и устремил взгляд под лежанку, в скопившийся там пыльный полумрак.
Пропало, всё пропало! Деньги, место в Ордене Мудрости, доброе имя. Насмешкой торчит из купленной книги долговая расписка.
Это, с одной стороны, даже хорошо. Значит, его больше ничего не держит в Лавраце, ему нечего терять, он свободен как ветер. Жены, детей нет, работы нет, никому не служит, никому ничего не обязан. Не жизнь - мечта идиота. Если б ещё золотых руфориев тысчонки три-четыре.
С другой стороны, ничего хорошего в теперешнем положении нет. На утреннюю церковную службу он не заявился, это раз. До полудня беспробудно спал в пьяном виде, это два. К Великой Магистрессе не изволил прийти, это три. Потом всплывут его ночные похождения, порочащие связи с женщинами, увлечение запрещённой литературой. Что из всего этого следует? Исключение из Ордена с дальнейшим расследованием, обвинением в чернокнижии, ереси, прелюбодействе (Творец Всемогущий, не было же такого!) и возможность поджариться на разложенном фанатиками костре. И не докажешь ты своей невиновности, грешник, даже не мечтай! Приди с повинной в резиденцию Ордена Карающих, покайся, испроси прощения у Матери Церкви, у Магистериума Ордена Мудрости, да ступай в затворники либо отшельники. Если разрешат, конечно. Ведь могут и не разрешить, послать на очищение пламенем. Или можно пойти в армию, устроиться в наёмничий полк Сорвиголов - туда, ходят слухи, всех без разбору принимают. Правда, тяжеловато с непривычки будет мечом махать, да и порезаться можно ненароком.
Что делать? Для начала, возьми себя в руки, братишка. Не получается? Примени решительные методы успокоения. Виктор отвесил себе оплеуху, от которой едва не свалился на пол. Успокоился? Отлично! Теперь вставай, умойся и иди искать Наставника Андрэ, поставить его в известность о твоих сегодняшних приключениях будет полезно.
Эх, найти бы проклятых циркачей! Тогда бы ситуация прояснилась, и его признали невиновным.
Виктор неровным шагом вышел из кельи, слегка удивившись присутствию большого количества стражи на улице, и направился к колодцу, у которого несколько стражников возились с мастером-ведуном среднего ранга, мокрым и грязным, пребывающим, как понял Виктор, в бессознательном состоянии. Кого-то он напоминал, этот ведун. Виктор, опасливо косясь на странную компанию, встал в сторонке - ведро было занято. Стражник окатил бесчувственного монаха-ведуна ледяной водичкой, частично смыв грязь со смуглого лица, и ведун, подскочив от неожиданности, смачно выругался. Он испуганно зыркнул на Виктора и закричал, тыча в него пальцем:
– Он! Это он! Хватайте его!
Так бесцеремонно тыкать пальцем мог лишь один человек в Лавраце: Алесандр Орелли. К чему бы
Капитан Мальори мирно почивал в седле верного скакуна, гарцевавшего под ним ещё в те незапамятные времена, когда трава была зеленее, небо голубее, а женщины красивее и моложе.
– Господин капитан, ведун-ренегат вышел из дома, - разбудил его сержант, дотронувшись до ноги.
– А? Что? Какой ренегат? Где ренегат?
– спросонья не уразумел Мальори.
– Вон он, проклятый, - кивнул на молодого человека в рваной рясе стражник.
– Никак, по воду вышел, гад! Пить ему захотелось!
Капитан пригляделся. Видок у ренегата впрямь был не очень; наверное, именно такой и должен быть у отринувшего святое учение подлеца. Почему подлеца? Потому что все ренегаты подлецы, ясно как Божий день!
– Сержант, а скажи-ка мне, что нам до сего мрачного типа в рванине?
– осведомился Мальори. Сержант тотчас ответил:
– Так ведь мы посланы его задержать и доставить в городскую темницу, господин капитан!
– Да? Ну, тогда понятно. Почему же вы его не задерживаете?
– Ждём приказа, господин капитан.
– Чьего приказа, сержант?
– Мальори повертел сухощавой головой, выискивая персону, командующую задержанием.
– Ну, так, вашего приказа, господин капитан, - растерялся стражник.
Тут завопил пришедший в себя у колодца мастер ведовства, и всё стало на свои места. Враг впереди!
– Ах да! Верно!
– спохватился Мальори, выхватил клюку и скомандовал: - В атаку! За короля, за королевство!
Вооружённые глефами стражники направили клинки на ренегата и двинулись на него мерным строевым шагом. Уверенные, большей частью бывалые воины, они не видели в нём особой опасности.
Виктор на самом деле не представлял для них угрозы. Приводившие в порядок монаха-ведуна стражники у колодца, заслышав приказ командира, схватились за оружие и буквально припёрли Виктора к стенке. Поражённый числом отправленных на его поимку войск, он пролепетал:
– Так вы за мной?! Так скоро...
Ноги его подкосились, и он бы, несомненно, упал, если бы не ловцы нечисти, прижавшие его к стене железными ухватами - орудиями наподобие крестьянских рогачей, которыми вытаскивают горшки из печи. Один сдавливал шею Виктора, остальные обездвижили конечности. Двое ловцов приволокли толстенную цепь из сплава железа и серебра и тесно заковали Виктора, в результате чего он еле дышал и не мог пошевелиться.
– Ты, рекомый Виктором Сандини, арестован по обвинению в сочувствии еретическим настроениям и подлежишь взятию под стражу до выяснения причастности к распространению еретического учения и прочим богопротивным делам!
– возвестил секретарь Великой Магистрессы.
– Я ни в чём не виноват!
– пропищал Виктор; сказать нормальным голосом ему не давали тяжёлые цепи, стягивавшие грудь.
Надо признать, ловцы нечисти знали своё дело и к аресту предполагаемого отступника отнеслись со всей возможной серьёзностью, соблюдая необходимые меры предосторожности. Ему завязали глаза, чтобы он не смог никого сглазить, и заткнули рот тряпичным кляпом, чтобы он не смог никого проклясть, заключили в сколоченный из массивных брусков деревянный ящик, дополнительно укреплённый бронзовыми и железными листами и полосами. Ящик был без отверстий, поверхность исписана охранными молитвами, священными символами. Его взвалили на телегу, запряжённую конём-тяжеловозом, и повезли на окраину Лавраца.