Печать богини Нюйвы
Шрифт:
Ин Юнчен чувствовал себя брачным аферистом. Не то чтобы у него был опыт в подобных вопросах – чем-чем, а матримониальным мошенничеством он в своей жизни как-то позаниматься не успел, – но, по мнению парня, жулики и негодяи в момент совершения преступления должны ощущать себя именно так: паршиво и взбудораженно.
– Родители догадаются, – почесав нос, сказал он Янмэй, – точно тебе говорю. У меня отец натурально человек-рентген. Почему, ты думаешь, он так в бизнесе-то преуспел? Хваткий очень.
Янмэй закурила сигарету и придирчиво осмотрела себя в зеркале. Наряд для спектакля
Поэтому скромную, но со вкусом подобранную одежду, которую выбрала бы для такого события любая приличная девица, заговорщики как вариант отвергли сразу. Измазанный машинным маслом комбинезон – тоже. «Сильно, – прокомментировал эту опцию достойный наследник уважаемого отца, – но в «Джонку» тебя в таком виде не пустят, и все наши усилия пойдут прахом».
В итоге конспираторы остановились на беспроигрышном варианте: черная мотоциклетная кожа и черепа.
Последнее смутило было Ин Юнчена, но тут Янмэй проявила-таки характер.
– Черепа – обязательный элемент, – пресекла она возражения подельника на корню. – Какая роковая женщина без ожерелья из костей?
– Нам не нужна роковая, – возразил парень. – Сойдет просто неподходящая.
– Это одно и то же, – не терпящим возражений голосом заявила женщина. – Твои что хотят увидеть? Милую, нежную, краснеющую лилию. А что увидят? Тьму и черепа. Я тебе гарантирую положительный эффект, то есть немедленное отцовское разрешение продолжить разгульный холостяцкий разврат. Без меня.
Ин Юнчен поразмышлял – и согласился. В «Джонку» частенько наведывались звезды и актеры, поэтому черепа и эпатажный облик в целом там никого бы не удивили – особенно если оказались бы дорогими.
После долгого и изматывающего шопинга идеальный костюм наконец был куплен, и теперь Янмэй щеголяла в обтягивающих кожаных штанах, тяжелых шнурованных ботинках и жилете с железными заклепками, который ничуть не скрывал ее широких мускулистых плеч.
– Мы на пути к успеху, – только и выдавил из себя Ин Юнчен, увидев свою «невесту» в новом обличье в первый раз.
– Я тоже так думаю, – довольно согласилась Янмэй – она себе в таком виде очень даже нравилась. – И заранее сочувствую твоим родителям.
– Чего это? – вскинулся парень.
– Да так, – беспечно заржала Ласточка, – подумалось вот. Родила б я сына, растила-воспитывала, университеты там, Европа, все дела. А он бы мне такое в семью привел! Был бы у меня под рукой табурет – ох и расколошматила б я его о голову своей кровинушки!
– Кхм, – невнятно отозвался Юнчен, чувствуя, что поступок его вполне заслуживает даже и рукоприкладства, а потом женщина затушила сигарету и они пошли.
Прямо в пасть к тигру, если выражаться фигурально. А если напрямик – на встречу с уважаемыми родителями,
– И мне прямо подойти и так им с ходу – здорово вам, папаня-маманя, распахните ж, значит, свои объятия? – почесала Янмэй верхнюю губу, косясь на свое отражение в отполированном до блеска гонге.
Гонг этот, установленный на «Джонке», сразу поразил ее воображение. Бронзовое круглое чудовище таинственно поблескивало на палубе плавучего ресторана, и каждый раз, как очередной гость переступал порог корабля-дворца, швейцар торжественно ударял по металлическому диску увесистой колотушкой.
Ласточка при виде этакого чуда аж присела, а потом, ничуть не стесняясь, начала наворачивать вокруг инструмента круги почета: здесь потрогает, там поскребет ногтем по поверхности. Старик-швейцар, за свою карьеру наглядевшийся на эксцентричных богачей, невозмутимо стоял рядом, кланялся, встречаясь взглядом с Ин Юнченом, и мастерски изображал неодушевленный предмет.
Ин Юнчен веселился.
– Ты, главное, не перегибай, – отзывался он, окидывая взглядом реку. – Они у меня старики не промах, особенно отец, его провести сложно.
– Надо думать, – бормотала Янмэй. – Такие деньжищи, как у твоего родителя, к простым людям сами собой не идут. Тут хватка требуется, это я понимаю.
Юнчен кивал. Швейцар многозначительно молчал. Над рекой, пронзительно мяукая, кружились чайки.
– Будь собой, – наконец хмыкнул парень. – Этого хватит.
Тут уж Ласточка соизволила отвлечься от прелестей ресторанного гонга.
– Чего, – выпрямилась она, ухмыляясь, – совсем я деревенщина, а? И притворяться не нужно?
Ин Юнчен, похлопав ладонью по нагрудному карману, достал сигарету. Выткавшийся из теней швейцар согнулся перед ним в почтительном поклоне. Мягко щелкнула крышечка зажигалки, задрожало, танцуя, пламя.
– Мой отец, – медленно произнес он и с удовольствием закурил, – ни демона не смыслит в программировании или там, скажем, в европейской истории. В чем он смыслит – так это в людях. Будешь притворяться – раскусит, как обезьяна орех, ясно? Антураж, – и Ин Юнчен, затянувшись, показал на кожаный, весь в заклепках, наряд Янмэй, – мы родителям обеспечили. Остальное… приложится.
Ласточка фыркнула, неторопливо подошла к сообщнику и одним движением вытянула сигарету из его рук.
– Больно ты, – ткнула нежная дева тлеющим окурком в сторону своего «жениха», – самоуверенный, Юнчен. Дерзкий. Не обламывался еще, сразу видно. Или не обламывали.
– Если бы… – прищурился сын почтенных родителей: перед глазами его, будто наяву, всплыло обозленное лицо Сян Джи.
Было в дочери председателя Сяна что-то странное, что-то неправильное и одновременно с этим на удивление… знакомое? Как будто шестеренки сложной машины никак не могли сойтись в единый механизм из-за одного неверного зигзага в резьбе. Ну чем зацепила его девушка? Не красотой – Ин Юнчен встречал и красивее. Не холеной, знающей себе цену норовистостью – этого добра у него тоже было всегда довольно.