Печать богини Нюйвы
Шрифт:
– Послушайте, почтенный, – откашлялась она, вскинула подбородок и повернулась к родителям Ин Юнчена. – И вы послушайте… э-э-э… простите! Хотела назвать вас родственниками, но не могу. Не станем мы родичами. Не судьба.
Теперь оцепенели уж все присутствующие – все, кроме Юнчена, который внезапно даже почувствовал облегчение. Так бывает, когда нечего терять, когда поздно суетиться и переживать, когда совсем ясно, что судьба, словно взбесившаяся лошадь, рванула вперед, на разгон, грызя удила. «Пусть будет, что будет», – подумалось. Падать дальше все равно некуда, зато одной ложью на его совести будет меньше.
– Вы, – продолжила Янмэй, – примите мои соболезнования. Сын у вас вроде и умный, а все равно
И с этими словами Ласточка решительно распрямила плечи и направилась к лестнице, ведущей на первый этаж ресторана. Проходя мимо Ин Юнчена, она затормозила, сверкнула глазами – мол, я тебе это припомню, погоди у меня! – и ушла. Так шустро, что никто и слова сказать не успел – когда хозяйка маленькой автомастерской этого желала, мир вертелся в ее ритме.
Несколько долгих, неприятных мгновений в воздухе позвякивала напряжением тишина. А потом председатель Сян улыбнулся жестко и сурово, шагнул к Юнчену.
– А не везет тебе на невест, парень, – не сказал – выплюнул мужчина, кривя губы, и вдруг кивнул головой на свою дочь. – Ты меня сейчас спросил, не Сян Джи ли это? Она. И хоть не дело мне равнять ее с той наглой выскочкой, которая кривлялась тут перед нами, но… Моя девочка поступила верно, когда сбежала. Правду ведь говорят – мудрый поступок проверяется лишь временем.
Ин Юнчен набрал в грудь воздуха, догадываясь, что услышит дальше, и надеясь, что ошибается. Но нет. Вражда, что началась между их семействами десять лет назад, со скрипом крутанулась, словно прядильное колесо, чтобы начать еще один виток.
– Посмотри на Сян Джи. Она не твоя и твоей не будет, мальчишка, а еще она, не в пример твоей сестре, жива. Мы свое сохранили, а вы, почтенные друзья наши?
И с этим словами председатель Сян развернулся и тоже покинул поле боя, оставив позади цепляющуюся за мужа госпожу Ин и Юнчена – злого и опечаленного.
Империя Цинь, 207 г. до н. э.
Люси
До цели похода – города Дан – войску Пэй-гуна пришлось топать и топать, но никто не роптал. Люся только диву давалась выносливости древних ханьцев, способных часами неутомимо бежать пешком вслед за гарцующими впереди командирами. За день армия из вчерашних крестьян покрывала какие-то совершенно нереальные расстояния, а вечером им еще хватало сил ставить лагерь, чистить коней и высылать разведку! Сама-то Людмила в основном держалась в арьергарде, особо глаза никому не мозолила, а с Лю Дзы встречалась только на биваках. Зато уж там могла налюбоваться на Пэй-гуна вдоволь, в основном потому, что даже по самый узел на лохматой макушке занятый, Лю все равно ее от себя не отпускал. На второй день даже братец Синь перестал морщиться и фыркать по поводу присутствия женщины на советах. А вот братец Фань куда-то исчез вместе с частью войска, и Люся поняла: это неспроста. Лю задумал хитрость, и явно не одну. А как иначе? Вся армия мятежников едва дотягивала до полутора тысяч, да притом практически необученных, кое-как снаряженных и вооруженных чем попало крестьян. С таким войском города не берут. Или все-таки?..
Ночами, когда Пэй-гун беспечно посапывал на соседней циновке, трогательно подложив ладонь под щеку и улыбаясь во сне, пришелица из будущего мучилась бессонницей и тоскливо грызла ногти. Пробелы в знаниях зияли в памяти Люси, как бездонные ущелья, а случайные обрывки фраз из древних текстов казались
Прикусывая костяшки пальцев, девушка чуть не рычала от тревоги и злости на саму себя. А вдруг получится так, что именно она, дурная и бестолковая девка, окажется причиной поражения и гибели славного парня Лю Дзы? Что, если вместо династии Хань появится династия Чу? Что, если генерал Сян Юн лично разрубит Пэй-гуна на много маленьких пэй-гунчиков?
«Я должна ему помочь, – думала Люся, осторожно, чтобы не разбудить взглядом, косясь на безмятежно спящего неподалеку мужчину. – Обязана. Но как? Чем? Ах, кур-рва! Сама же натрепала Сян Юну про битву «красных» с «белыми»! Но кто ж знал?»
Откуда же ей было ведать еще каких-то несколько дней назад о том, что судьба, случай или… еще что-то… приведут ее саму на сторону «красных»? На сторону Лю Дзы, который бесстрашно и уверенно стоял между ней и опасностью. Который с горящими от восторга глазами жадно впитывал рассказы о дирижаблях и планёрах. Тот, кто ни словом не упрекнул ее во лжи насчет лис и Небес. Тепло и нежность губ которого она до сих пор ощущает на своих губах.
Древний воин и мятежник с истинно китайским коварством уже пролез в ее сердце, он уже был свой, а своих Люся была готова защищать всегда и везде. Отчаянно и упрямо, пока хватит сил и дыхания, и дольше.
Три дня и две ночи минуло, прежде чем войско Лю достигло реки Даньшуй, которую предстояло форсировать, чтобы добраться до города Дан. И столько же времени понадобилось Люсе, чтобы придумать способ помочь Пэй-гуну. Река ее вдохновила, добавила уверенности. Нужно создать легенду, в которую поверят и друзья, и враги. Легенду, которая переживет века, достаточно убедительную, чтобы грядущий, еще не рожденный пока Сыма Цянь внес ее в свои «Записки». В каждой приличной легенде должны быть драконы, а китайские драконы – твари водные, реки – их обиталище. А раз так, то и тянуть нечего.
– Мудрый Цзи Синь! – решительно окликнула Люся утомленного дневным переходом стратега. – Не соблаговолите ли составить мне компанию в небольшой прогулке? Разговор есть. Важный.
Лю Дзы, Люси и соратники
Ранним утром, когда предрассветные сумерки еще не отступили под натиском восходящего светила, а туманная дымка, стелившаяся над заводями Даньшуй, не рассеялась еще под дуновением бриза и не выпала росой на сочные травы… Короче, довольно-таки промозглым и хмурым утречком отчаянно борющийся с зевотой дозорный по имени Гао Ю узрел над речной гладью… нечто. Нечто величественно выплывало из белесого полумрака, паря над водами Даньшуй и слегка колыхаясь. Больше всего оно походило на не слишком большого, но грозного на вид белого дракона. Ну или на разъевшуюся гигантскую змею. И облик неведомого существа был столь ужасен, что дозорный Гао проглотил комара и только поэтому не заорал, а лишь хрипом и кашлем выразил свой страх.