Печать Магуса
Шрифт:
– Одеяла, так и быть, забирай, нищенка, – от широты души разрешил домовой. – И рядом не околачивайся, лети на Острова коров портить. Ишь, повадились тут. И чтобы твой оленевод и близко к дому не подходил!
Дверь захлопнулась.
Холод поднимался от уже озябшей земли, полз по телу, подбирался к сердцу. Она села возле говорливого водопада, прислонилась к валуну и закрыла глаза.
От водопада тянуло сыростью. Девушка беззвучно заплакала, и ее слезы добавляли влаги в этот сырой, уже слепнущий вечер. А потом струи водопада разошлись, и оттуда вышел кто-то большой и черный. Грузно переваливаясь и булькая при каждом шаге, подошел, сел рядом. Дженни
– Выгнал? – спросил незнакомец.
Девушка слабо кивнула.
– А ты стерпела… – изумился черный без тени сочувствия.
– Я одна осталась, – невпопад ответила Дженни. – Все погибли, а я осталась.
Они помолчали немного, потом черный продолжил, роняя слова, как капли:
– Одна – это плохо. Некому помочь, некому заступиться. Только за тебя не надо заступаться. Этот ниссе [7] молодой еще. Он всего лет двести здесь живет. Он таких, как ты, и не видел никогда. А я видел. Очень давно. Я сразу почуял, как ты приплыла сюда.
7
Ниссе – это норвежский домовой. Как и все домовые, занимается тем, что оберегает дом и хозяйство. Дом, из которого ушел ниссе, быстро ветшает и разрушается. Кроме домовых ниссе, еще есть корабельные, рождественские, лесные и даже церковные ниссе.
– Где я? – спросила Дженни. – Что это за страна?
– Ты потерялась. – Это был не вопрос, а утверждение. – Я помогу тебе. Ты мне старые времена напомнила. Веселые времена, громкие.
Черный поднялся. Дженни впервые посмотрела на него. Незнакомец весь был вода и бешеные брызги, он был безумный полет воды с километровой высоты и неутомимая сила, сметающая камни и точащая скалы. Он был дух водопада [8] , дух бесшабашный и веселый. Он достал откуда-то из набегающей струи прозрачную, будто стеклянную, скрипку и тронул смычком струны.
8
Он же фоссегримм. Дух, известный необычайно искусной игрой на скрипке. В старину скрипачи, желавшие достичь мастерства в музыке, могли упросить фоссегрима обучить их игре на скрипке. Если музыкант приходился по нраву буйному духу водопада, то он мог даже подарить ему волшебную скрипку. Если же нет, то пусть ваше воображение дорисует вам эту печальную картину.
– Славные были времена…
Черный исчез, растворился в темноте скал, но водопад вдруг сбился со своего извечного ритма. Дженни услышала музыку. Дикую, древнюю. Музыку льда и голых скал, на чьих обкатанных серых макушках танцуют северные ветра, музыку воды, бьющей себе путь сквозь снега и заносы, чтобы добраться до края пропасти и со смехом низринуться вниз – в теплые долины и узкие ущелья. Музыку луны, заливающей своим молоком горные луга и выстилающей дорожки троллям, идущим в потаенные замки. И музыку солнца, золотящего горные пики и своим прикосновением превращающего жителей ночи в причудливый камень.
Дженни слушала, и внутри все туже закручивалась злая пружина, пока, наконец, эта музыка не подбросила ее на ноги. Она нагнулась к ручью и властным прикосновением вынула одну белую струю, одну струну из волшебной скрипки.
Вода подчинилась. Плеть изогнулась в руке, белая плеть пузырящейся воды, и Дженни, легко взмахнув, снесла верхний ряд камней на печной трубе. Те с шумом рассыпались по земляной крыше, труба с хрустом накренилась на один бок. Дженни взмахнула еще раз, распорола скат крыши, выворачивая дерн. Вниз посыпались чахлые березки и пожухлая трава.
Окно распахнулось, оттуда воинственно выставилась бороденка.
– Ты что делаешь?! – завопил ниссе-домовой. – Ты что творишь?!
Девушка хлестнула по стене дома, и ниссе кубарем улетел в глубину комнаты. Музыка звенела все громче, все быстрее, и дух водопада хохотал за ее спиной:
– Славные времена…
Сердце Дженни звенело от веселой ярости и вторило ему:
– Громкие времена…
– Это ты! – Сухонький кулачок мелькнул в окне. Голову ниссе благоразумно не высовывал. – Это ты… ее подучил!
Девушка еще раз ударила по стене, и дом задрожал.
Ниссе завизжал, как поросенок. Он вопил, что маленького ниссе может обидеть кто угодно, что, прежде чем входить в дом, надо спрашивать разрешения, что скоро Рождество, а ему никто так давно не дарил ни понюшки табаку, ни кусочка шерсти, что в гостях нельзя грубить, а надо вести себя вежливо, а бить хозяев могут только невоспитанные грубиянки, которых воспитали какие-нибудь дикие пикси с Островов. Да какие пикси, свиньи их воспитали.
Дух водопада гулко хохотал.
– Сейчас дом по бревнышку раскатаю, – пообещала Дженни, и ниссе тут же умолк.
Музыка стихла.
– Впустишь гостью в дом? – громогласно поинтересовались из водопада.
– Пущу! Только пусть она перестанет его ломать, – плаксиво потребовал ниссе. – Уже вон бревно треснуло.
Дженни вернулась к ручью, разжала кулак, и водяная плеть легко втекла в ложе ручья:
– Спасибо.
– Ты меня повеселила. – Брызги водопада на мгновение сложились в черную фигуру. – В наших краях туго с развлечениями. Одна забава – этого дурака дразнить.
– Сам такой! – истерично выкрикнул ниссе. – Погоди, замерзнешь, я из тебя зимой сосулек нарежу!
– Как есть дурак, – прогудел дух водопада. – Говорят, если головы нет – это не лечится. Спихну твой домишко весной во фьорд, и все дела. Надоел.
– Не посмеешь! Сам от одиночества отупеешь, язык забудешь, слизью покроешься!
Девушке надоело слушать эти препирательства, очевидно, происходившие уже не в первый раз. Она вернулась к крыльцу, не без опаски потянула дверь, но ниссе ее игнорировал. Дженни подала плечами, прошла в комнату, туго набила печку дровами – хорошо, что после ее удара по трубе та не чадила, и легла спать.
А поздно ночью приплыл Арвет с продуктами, и они проговорили часа два, не меньше.
Глава 6
Вечерело. Сверху сыпался дождь – мелкий, частый и надоедливый. Серая морось растеклась киселем по гавани, облепила здания, прижалась к блестящему асфальту, осела на дорогой машине у причала. Массивная черная туша на толстых шинах, она полчаса назад неслышно вырулила из каких-то портовых закоулков, прокралась к пирсам и остановилась. Фары были погашены, но мотор еле слышно урчал, так что машина походила на сытого зверя, ждущего хозяина. Водителя за тонированными стеклами было не разглядеть.