Печать Магуса
Шрифт:
Бабушка не отвечала. Мотор стучал, лодка плыла, и эпический задор Бьорна улетучился. Он стал бездумно смотреть, как от лодки разбегаются волны. А потом его словно что-то кольнуло. Он поднял голову и увидел маленькую заводь, в которой приткнулась лодка Арвета, отлогую насыпь и дом из черных бревен, прижавшийся к краю скалы. Дом с земляной крышей, уже присыпанной снегом. Рядом в расщелине гремел небольшой водопад, из каменной трубы вился дымок, и на высоком крыльце дома сидел Арвет. А рядом с ним – светловолосая девчонка.
Бабушка подвела лодку к берегу. Бьорн соскочил
– Ну… привет.
Арвет стоял перед домом. И молчал. Девчонка тоже вскочила, вцепилась руками в перила. Бьорн Эгиль видел ее впервые, и это было довольно удивительно. Зимой в Люсефьорде остаются только свои, туристов нет. Откуда она взялась, с неба упала? Странная. Худая, осунувшаяся, тонкие пальцы, светлые, почти белые волосы и синие глаза. На девчонке болтался его старый свитер с растянутым горлом и арветовские джинсы.
«Лучше бы это был дельфин. – Бьорн не знал, что и думать. – Это понятней…»
– Привет, Арвет. – Кристин спрыгнула на берег. – Мы тут плыли мимо, глядим, у Торвальдсонов кто-то в гостях. Вот решили заглянуть.
Арвет оглянулся на девчонку (та молчала) и пожал плечами:
– Ну заходите.
Бьорн взглянул на Кристин. Та слегка теребила родинку на щеке. Верный признак, что Кристин чем-то до крайности заинтересована. А уж как он сам был заинтригован…
Кухня у Торвальдсонов была в старом стиле – беленый деревянный стол, простые стулья, старинный буфет из массивного дуба. Похоже, когда Торвальдсоны уезжали, они много чего оставили. Так что Арвет умудрился наладить вполне сносный быт для своей «русалки». Натаскал дров, протопил старинную печь, на ней же кипятил медный антикварный чайник и разогревал консервы.
– У нас только чай. – Арвет поставил дымящиеся чашки – какие-то нелепые, с пасторальными мотивами на пузатых боках, что-то про пастушков и овечек, и подвинул тарелку с печеньем.
С коричным печеньем, которое вчера испекла Кристин! А Бьорн еще удивлялся, как быстро его приговорили. Ну Арвет, ну молодец!
– Ты не познакомишь нас, Арвет? – Кристин с любопытством кошки, настигшей мышку, разглядывала девушку.
– Это Дженни. – Арвет привстал, подлил чаю девчонке. – Она англичанка, норвежского не знает. Давайте перейдем на английский.
Подобного Бьорн не ожидал даже от своего многозначительного товарища, поэтому арветовский чай пошел ему совсем не в то горло.
Полминуты Кристин, Арвет и эта… как ее… Дженни, сражались за жизнь Бьорна. Совокупными усилиями призрак костлявой был отогнан, «тупой внук», как некуртуазно выразилась бабушка, был нещадно бит по спине и шее и едва ли не подвешен вверх ногами. Наконец он выпрямился и вяло замахал руками, давая понять, что реанимационные процедуры более не требуются. Троица отступила и нависла над ним с выражением большой озабоченности. Спасение его, Бьорновой, жизни как-то их сблизило.
– Арви… – выдавил Бьорн, когда продышался. – Я тебе имя придумал. Такое средневековое. Ты будешь Арвет Скупой на Правду, но Щедрый на Сюрпризы.
Кристин улыбнулась,
«Русалка», как девушку для себя окрестил Бьорн, нервничала. Он не слишком хорошо разбирался в тонких движениях девичьих душ, но даже ему это было заметно. Она сидела прямо, вытянувшись, как струна, и все водила пальцами по чашке – туда-сюда, туда-сюда. Бросала короткие взгляды то на него, то на Кристин. И молчала беспросветно.
В ней проглядывало что-то щемящее, колющее сердце, как темная синева в тающем весеннем снегу, – в наклоне головы, в коротких жестах, какими она убирала волосы за уши, в растерянной улыбке, робко проступавшей на тонких бескровных губах. Она была хрупкая, как голубой японский фарфор, и сквозь нее можно было смотреть на солнце.
Она была, как ранняя весна, которая рушит сосульки и метет метелкой теплого ветра по крышам – весна, забирающаяся туманной змеей в горло, горячащая виски, заставляющая молоть чушь. Она была толедской сталью и марципанами, она была тонким льдом и километровой пропастью, говорящей на всех языках – загляни в меня, если осмелишься.
Она…
Она почувствовала, что он ее разглядывает, и посмотрела на него своими синими глазами. Всего секунду.
Бьорн моргнул и уставился в стол. Ему почудилось, что перед ним взрослая, бесконечно усталая женщина. И она чего-то смертельно боится.
– Дженни, а как ты познакомилась с Арветом? – спросила Кристин, как бы между делом подливая себе чаю.
– Я… – Девушка смешалась. – Мы с ним случайно встретились. Здесь. Я…
– Она отстала от своих. А мобильный потеряла, – вмешался Арвет. – Она…
– Я не отстала, – возразила Дженни. – Я осталась. Мы… знаете… автостопом путешествовали. Ребята хотели в Осло рвануть, а я решила здесь пожить немного. Тут здорово. Такие скалы. Тут у вас лохматых полно, как их – троллей! Вы вообще в курсе? Я столько нигде не видела. А мобильный у меня есть. Просто я с ними разговаривать не хочу. Мы… поругались.
Арвет опустил глаза, уставился на дно чашки. Он едва заметно улыбнулся.
– А давно вы в Норвегии? – допытывалась Кристин.
– Да всего-то недели две, – отмахнулась Дженни. – Сначала в Ставангере выступали, мы, знаете, фокусы уличные показываем, тем и живем. Добываем пропитание в поте. А что делать? Да я вам сейчас покажу…
Она схватила пять апельсинов и один за другим подбросила их к деревянному потолку.
– Это вообще-то довольно просто, но публике нравится, – продолжала тараторить девушка, удерживая в воздухе пять плодов разом. – Потом решили по стране покататься. А здесь поругались…
– А сюда как добрались? На катере из Форсанна?
– Ну да, – не моргнув глазом, подтвердила она. – На катере. Быстрый такой, белый.
«Какой катер? – изумился Бьорн. – Из Форсанна сюда вообще ничего не ходит». И тут Бьорн понял. Вот так Кристин! Мастер плести интриги. Бабушка тем временем углубилась в обсуждения кочевой жизни автостопщиков, выказывая недюжинное знание предмета. Кристин Эгиль, конечно, в молодости зажигала. На взгляд Бьорна, слишком уж ярко.