Печать Магуса

Олейников Алексей Александрович

– С чего вдруг? Клаус так же легко пройдет за нами.

– Легко не получится. – Юноша улыбнулся – улыбка вышла у него натужная, но Дженни не заметила – даже ясный взор не может полностью превратить ночь в день.

Он толкнул ей узкий сверток, который упрямо тащил всю дорогу. Девушка завозилась с застежками, и тогда он взмахнул ножом, распорол ткань.

– Лыжи… – Дженни не верила своим глазам. И это план Арвета? Его тайное саамское оружие?!

– Не просто лыжи, – со сдержанным торжеством заметил юноша. – А отличные лыжи!

Да хоть бы они принадлежали

чемпиону мира по гигантскому слалому – она с роду на них не каталась! Она же понятия не имеет, как на этих деревяшках стоять, не то что ехать! Ее никакой ясный взор не спасет, если она на них встанет!

– Я подбирал тебе по росту. Мы на них пролетим, как пух. Как эльфы! Не касаясь земли…

Дженни вздрогнула:

– Как эльфы?

– Давай, я помогу. – Он вдел ее ногу в крепление. – Я специально взял с простыми креплениями, чтобы лыжных ботинок не подбирать. Гордись, Джен. Ты поедешь на традиционных саамских лыжах. Говорят, что именно мы изобрели лыжи. Может, и так…

Арвет стал вдруг неожиданно словоохотлив. Закончив с ее лыжами, он встал, оперся на палки, нашарил свои…

Третий выстрел ударил совсем рядом, и пуля прошла над головами. На сей раз вспышка была очень близко.

– Дженни!

Девушка обмерла, услышав этот голос.

– Давай закончим наш утомительный марафон. Все, ты отбегалась.

– Он прямо под нами, – шепнул Арвет. – Метров двести. Надо уходить, быстро…

Дженни затрясло. Все, что она ненавидела, все зло, которое она испытала в жизни, собралось сейчас в этом голосе.

– Дженни, дочка, – глумился Хампельман. – Куда же ты? Вернись к папочке, я тебя обниму.

– Отвали! – выпалил Арвет, и Дженни изумилась – он ли это? Так это было не похоже на сдержанного и спокойного саама.

– Ты бы заткнулся, мальчик, – засмеялись снизу. – Иначе я доведу дело до конца.

– До конца? – Дженни повернулась к Арвету. – О чем он?

– Зубы заговаривает, – прошипел Арвет, надевая лыжи. – Болтает, а сам все ближе подбирается. Давай потихоньку вперед, ползком на боку, потом встаем и рывком к гребню…

– Я тебя не знаю, парень, и знать не хочу. – Голос Хампельмана звучал так четко, будто он был за ее спиной. Дженни вздохнула – надо сосредоточиться. Она ползла за Арветом в широкой борозде, оставленной в снегу, и что-то не давало ей покоя. Что-то мешало, беспокоило ее – помимо прихвостня колдуна с винтовкой наперевес, помимо ледника и спящих Первых. Что-то в снегу…

– Эй, парень. Ты понятия не имеешь, с кем связался. Эта девчонка опасней ядерной бомбы. Оставь ее, и можешь идти. Я тебя не трону. В последний раз предлагаю…

– Ага, а ты мне пулю в спину… – ответил Арвет. Остановился, переводя дух. Когда Дженни подползла, он прошептал:

– По моей команде встаем и бежим к гребню. Со всех ног!

– Я не умею на лыжах…

– Самое время научиться! – отрезал юноша.

– Если договоримся, я тебя не трону! – вклинился Клаус. – Обещаю. Ты мне не нужен. Уйдешь живым и здоровым. Хватит с тебя одной пули…

– Ладно. – Арвет надеялся, что его голос звучит достаточно испуганно. Для этого ему не стоило сильно притворяться – он реально напуган. Но еще больше – зол.

– Я

встаю, не стреляй. Я иду. Сдаюсь!

«Пули?! – Девушка поняла, что ей не давало покоя. Кровь. Это была кровь! Розовый теплый след остывал в снегу, и он тянулся к Арвету. – Он же сказал, что не ранен!»

– Давай! – яростно шепнул саам и буквально вздернул Дженни за шкирку. – Бегом! Вперед!

Дженни вскочила, пролетела два шага и споткнулась. Лыжи заскрежетали на льду, ноги ее разошлись и она бы рухнула, как кегля в кегельбане, если бы Арвет не оказался рядом.

– Держись ровно! – Он подхватил ее под локоть и потащил за собой, как младенца, едва научившегося ходить.

Они пробежали всего метра три, когда загремели выстрелы. Снег и лед пылали серебром под ногами, небо вращало над ними бесконечный звездный хоровод, и ветер свистел в ушах, унося звуки назад – так, что они бежали в тишине, звонкой и чистой. Пули беззвучно взрывали снег и выбивали облачка снежной пыли, которую тут же уносило прочь, а они рвались к черному гребню, границе между горой и небом.

Кровь, почти черная в темноте кровь Арвета, капала на снег крупными каплями, но Дженни видела ее пылающую природу, ее чистое алое пламя и ничего не могла сделать. Ей бы минуту покоя, и она бы остановила кровотечение, запечатала бы рану, как тогда – на дартмутских болотах. Но у нее не было даже секунды – они взлетели на гребень, лыжи с размаху ударились о камень, и на миг Дженни ужаснулась, что они сломались. А потом… мир закачался, когда они замерли на его краю, и девушка закричала.

От их ног брал разбег заснеженный крутой склон, с застывшими барашками снеговых заструг, из этого белого моря кое-где вздымались серые спины скал. Это море почти падало вниз, пока не упиралось в колоссальную, в черных трещинах, лапу ледника. Это было невозможно.

– Я… не смогу! – завопила она, повернувшись к Арвету. – Я просто не могу!

Юноша пожал плечами, одним толчком спихнул Дженни вниз, в пустоту, а затем прыгнул следом.

Клаус Хампельман отшвырнул винтовку и упал на снег. Он корчился и хрипел, он рвал удлинившимися когтями жесткий наст и раздирал в клочья кожу на ладонях. Страшная жажда мучила его, жажда крови и убийства выжигала его тучное тело изнутри. Он полез вверх на четвереньках, срываясь и соскальзывая, он поднимался по следу и хрипло рычал. Глаза его в отблесках звездного света блистали алым.

Возле снега, запятнанного кровью Арвета, он замер, принюхался и стал торопливо его пожирать, чтоб хоть как-то утолить голод. Остатки разума приказывали ему вернуться, подобрать снаряжение и спускаться к снегоходу, потому что был еще шанс все переиграть. Эти дети выиграли только сражение, но не всю войну. Но темное искусство Фреймуса меняло его тело, переплавляя существо, некогда бывшее Клаусом Хампельманом, в нечто новое и ужасающее. Боль расправляла свои крылья, и он с нечеловеческим воем заметался по камням, заколотился головой о скалы, чтобы унять ее, унять темный алхимический огонь, в котором исчезало его тело, но тот разгорался все сильнее.