Печать пожирателя 6
Шрифт:
Лишь после этого в помещении стали появляться люди — маги и учёные всех мастей, а солдаты, помогающие им, отряд за отрядом притаскивали всё новое и новое оборудование.
Первая проверка началась с простых магических сканирований. Десятки заклинаний проходили через моё тело, будто тысячи невидимых пальцев исследовали каждый миллиметр моей энергетики. Я видел, как маги переглядывались, когда их артефакты показывали нормальные результаты. Их удивление было понятным — ведь они считали что кто-то, бродивший по Урочищу больше месяца, просто не мог быть абсолютно здоровым!
После меня допрашивали —
Затем я напрягся — пришёл Инквизитор. Суровый мужчина с вытянутым лицом и глубоко посаженными глазами без страха вошёл ко мне под купол. Его присутствие вызвало у меня неприятное чувство, словно его взгляд мог разорвать любую защиту и добраться до самых темных уголков моей души — и я знал, что это было именно так.
Имел опыт общения с представителями этого ведомства…
Инквизитор произнёс несколько сложных фраз на древнем языке, и вокруг меня образовалось свечение — мягкое, но напряжённое. Если бы во мне действительно жила какая-то сущность или паразит, этот свет немедленно выжег бы её до состояния пепла. Но ничего подобного не произошло.
Как ничего не произошло и с магией крови — энергию которой я заблаговременно «скинул» из Искры, прежде чем выйти к Заставе.
Не обнаружив во мне ничего «еретического», Инквизитор скупо улыбнулся мне — и всё также, без единого слова, ушёл, на прощание что-то прошептав проверяющим меня колдунам.
Ох, уверен, что этот мужик точно доложит о произошедшем Юсупову. И пусть бояться мне было нечего — совсем не хотелось снова привлекать внимание графа.
Моя жизнь и без этого не отличалась спокойствием…
Самым долгим испытанием стал допрос менталиста. Этот худощавый старик с козлиной бородкой и мутными белёсыми буркалами сидел напротив меня за каменным столом, к которому притащили два стула и спрашивал обо всём: где я был, что видел, что делал, каких существа встречал.
Его голос был мягкий, почти гипнотический, а вопросы повторялись снова и снова, в разных формах, пока его мозговые волны проникали в суть моей памяти.
Чтобы старикан не нашёл то, чего не должен, мне пришлось повторить фокус, который я уже реализовал однажды — «закуклить» собственный воспоминания, которыми нельзя было делиться, и спрятать их, «забыть» на время.
Хвала Эфиру, особо далеко в мою память менталист не лез, а то я бы охренел прятать столько всего…
Старик пытался найти трещины в моей истории довольно долго. Часы превращались в вечность, пока я терпеливо отвечал на все вопросы, стараясь не пропустить важных деталей. В конце концов, менталист кивнул и сказал, что мои мысли чисты, а воспоминания соответствуют реальности.
После этого всё пошло по новой — и по итогу меня проверяли около суток.
А когда всё закончилось, в «карантинную зону» ко мне явился сам Атаманов. Его массивная фигура заполнила весь проём двери, когда он вошёл в комнату, где я находился. Лицо майора было серьёзным, но глаза говорили о другом — они блестели интересом и даже… уважением?
Заместитель коменданта Заставы самолично снял
Правда, не на свободу — а всего лишь доставил на первый ярус «карантинной зоны», расположенной в самой Стене. Правда, здесь было не в пример приятнее и дружелюбнее, чем внизу. Светло, через большие окна лился солнечный свет, и вид на Заставу открывался приятный. Обстановка, опять же, какая-никакая имелась — мы сидели в большой комнате, где расположилась кровать, письменный стол, пара кресел, стол, и даже небольшая отгороженая ванная комната была.
Ни дать ни взять — санаторий для тех, кто заманался бродить по Урочищу!
Впрочем, моей весёлости Атаманов не разделял. Он выглядел усталым, хоть его взгляд и сохранял привычную стальную «чёткость».
— Апостолов, — произнёс он, опускаясь напротив меня в кресло, — Прежде всего позволь сказать — я рад, что ты жив.
— Не представляете, как я сам рад.
— Я ознакомился со всеми протоколами проверок. Ты чист. Но… позволь мне всё же услышать твою историю. От начала до конца. Честно говоря, я в лёгком замешательстве от произошедшего, и не припомню, чтобы подобное когда-то случалось. Практикант, первокурсник, у которого есть только самые базовые знания об Урочище — выживает в нём больше недели!
Больше недели? Хм… Ладно, к этому мы ещё вернёмся.
Я кивнул, понимая важность этого разговора. Собравшись с мыслями, начал рассказывать всё без утайки (ну, почти без утайки): как мы меняли маяки, как нарвались на «деревню», как произошёл бой, как я заметил странности в поведении Коршунова.
Вот тут пришлось выкручиваться и говорить об изменённом поведении капитана, о том, как я заметил его «дёргания» и провёл параллели с энергопаразитами — и всё в таком духе.
Затем я рассказал, как попытался предупредить Быкова о своих подозрениях, как застал капитана за созданием портала во время Выброса и был отправлен им в самое сердце Урочища.
Рассказал и о месяце блужданий по Тобольску, о встречах с опасными тварями и об открытии пространственной ловушки, из которой лишь чудом сумел выбраться.
Конечно, кое-что пришлось опустить — об Эфире, моей добыче, Бунгаме и её помощи. Я совершенно точно не хотел, чтобы моё родовое существо вызвало интерес у руководства заставы, и они поняли, что я через него протащил на «большую землю» весьма редкие и дорогие штуки.
Атаманов слушал молча, лишь изредка задавая уточняющие вопросы. Когда я закончил, он долго молчал, рассматривая свои руки.
— Знаешь, Марк, — наконец произнёс он, — То, что ты говоришь… это невероятно. Но… я чувствую, ты не врешь. По-крайней мере — сам веришь в то, о чём рассказываешь. И всё же… есть кое-что…
Он сделал паузу, словно собираясь с мыслями.
— Начнём с простого. Тебя не было всего девять дней, а не тридцать девять. Очевидно, что в Тобольске ты попал в пространственную аномалию — это подтверждают твои слова о той твари, которая, как ты выразился, «не могла определиться с внешним видом». Мы уже слышали о таких… Эти создания создают пространственные разломы и заставляют время течь иначе. И весь этот месяц, который ты провёл в Тобольске, для нас стал всего одним днём.