Печать света
Шрифт:
— Наш скромный вклад в ужин, — сказал он.
После бани Мири несколько ожила и перестала воспринимать окружающее как сквозь грязноватое стекло машины. Пробегая от бани к дому, она успела увидеть, как какие-то местные мужички заправляют «Волгу», пользуясь куском резинового шланга и воронкой. Михаил Иванович укладывал запасную полную канистру в багажник. Сообразив, что от такого груза пахнуть в салоне лучше не станет, Мири вздохнула.
За столом, кроме хозяйки, оказался еще кум с женой. Улыбаясь и кивая, пока все знакомились, Мири мучительно гадала,
Анна Юрьевна к ужину принарядилась: надела нарядное платье, уложила волосы. Бирюзовые бусы в несколько рядов оживили голубые глаза. Если бы не огрубевшие от работы руки и обветренное лицо, Мири назвала бы ее весьма привлекательной.
Когда сели за стол, кум разлил всем «по первой». Мири налили местной клюковки (Виктор шепнул: «Больше двух рюмок не пей — она на спирту»), а Андрей виновато улыбнулся и сказал:
— Уж простите, пить не буду, здоровье не позволяет.
Хозяева, повидав городских с их странностями, настаивать не стали, и ужин пошел своим чередом. Все было необыкновенно вкусно: мелкая, но рассыпчатая картошка, жареные цыплята, соленья-варенья, грибы. Сперва разговор за столом шел светский: про Москву, дороги, цены на бензин и водку, про охоту и рыбалку.
Потом Виктор, усердно подливавший кумовьям, значительно глянул на Мири. Помня его наставления, Мири извинилась, сослалась на усталость и, таща за собой осоловевшего от еды Андрея, ушла в комнаты.
С уходом «городских» все почувствовали себя свободнее, и скоро кум, пытаясь приобнять Виктора за плечи (но ручки были коротки, а плечи гостя широки), гудел:
— Ох, парень, не туда вы идете, не надо бы людям туда ходить… Эти, что с Колдуньей, окопались в скиту и чужих не любят. А местные, теленгиты, боятся Колдуньи и тех, что в скиту, как черт ладана.
— Значит, проводника найти не получится? — переспросил Виктор.
— Да ты что! Никто туда добровольно не пойдет. Бывает, местные ходят, но только ежели заболеет человек, и так худо, что все равно помирать. Иногда возвращаются, лечит она, Колдунья-то. Живут еще, долго даже.
— Старики живут, — фыркнула кума. — А молодые все одно уходят.
— Куда?
— Да туда же, на озеро, в скит. Помаются, словно невмоготу им тут, и возвращаются к Колдунье. И уж тогда все, с концами. То ли присушивает она их, то ли что…
— Говорят, она забирает их души, — шепотом сказала Анна Юрьевна.
— Вот вы ж, бабы, вечно сказки какие-нибудь выдумаете, — фыркнул кум, целеустремленно гоняя по тарелке скользкие маринованные опята.
— Пока заправляли машину, один из местных сказал, что сможет отвести нас на Уч-Кель, — гнул свое Виктор.
— Который? —
— А то и в урочище какое спихнет, — подала голос кума.
— Убивец он, все знают, — припечатал ее муж.
— А много народу в поселении Колдуньи? — спросил Виктор.
— Человек до тридцати, а сколько точно… может, двадцать, а может и десять.
— А чем живут?
— Чем все. Охота, рыба. Что-то они там сажают, огороды есть.
— А чем ваш мальчик болен? — участливо спросила кума.
Виктор, сообразив, что она имеет в виду Андрея, который отказался пить «по здоровью», пожал плечами.
— Да разве ж эти медики чего понимают, — буркнул он. — Только деньги тянуть умеют.
— Это точно, — подхватил кум. — Вот сноха моей сестры, что в Барнауле…
Виктор слушал про сноху внимательно, в нужных местах сочувственно кивая и ахая. Михаил Иванович, едва дождавшись конца печальной истории, опять завел свое:
— Вот вам же ж лучше бы к шаману….
— А что шаман думает о Белой колдунье? — быстро спросил Виктор.
— Да что… Известно, у них, у этих, свои задвиги, — повздыхал шофер. — Я спрашивал, потому как интересно ж… Ну, он говорит, мол, сбежала она от кого-то, а здесь нашла, что искала. А что искала — я не понял. Он же часть по-своему говорит.
— Местные, они вообще такие, — подхватил кум. — Вот они, например, верят, что сила есть в этих горах и водах, только нужно уметь взять.
— А между прочим, среди них есть те, что и по сто двадцать лет живут, — вмешалась вдруг Анна Юрьевна. — А старики говорят, раньше духовидцев много было и тех, кто со зверями разговаривал…
— А еще говорят, что они, скитники-то, жилу там нашли… — Кума навалилась на стол пышной грудью, оглянулась на темное окно и зашептала: — Золотую! И камни…
— Чего мелешь, дура! — вскинулся вдруг кум, который начал было задремывать.
— А что? Дед мой был геологоразведчик. Он говорил, что еще в шестидесятых нашли они руду, которая к золоту ведет, ну, то есть указывает, что есть месторождение. И еще металлы, такие… — она запнулась, и кум нехотя добавил:
— Редкоземельные. Но вот ты бы языком не молола, чего не знаешь!
— А чего я не знаю? — жена выпрямилась и сердито глянула сверху вниз на его плешь. — Дед мой здесь многие места знал! Или ты забыл, на что твой сын автосервис в Барнауле открыл?
— Цыц, говорю!
— Ты мне не цыкай! — кума пошла вразнос. — Все и так знают, что там богатства немерено! Или забыл, сколько народу сгинуло, пытаясь разведать горы? А вот Колдунья, говорят, сумела договориться… Сама слышала: бабы крем давеча в магазине выбирали, и Танька говорит, вот бы мне, мол, те снадобья, что Колдунья пользует. Говорят, она красива, как Снежная королева, — женщина помолчала, потеряв мысль, и хозяйка продолжила:
— А Ленка и говорит: а мне так черт с ней, с красотой, мне бы малую толику того золота, что они в горах наковыряли.