Педагогические поэмы. «Флаги на башнях», «Марш 30 года», «ФД-1»
Шрифт:
– Ты не знаешь, что это за девчонка? Она ведь не колонистка!
Середин ответил с небольшим возмущением:
– Какая там колонистка! Прислуга!
– Не может быть?!
– Почему не может быть?
– Прислуга?
– Ну да, прислуга. Здесь за прудом дача… дом просто. Она там прислуга.
– А кто же там хозяин?
– Там не хозяин, а черт его знает… адвокат какой-то.
– А ты откуда знаешь?
– Ты спроси у Гонтаря. Он в эту девчонку влюблен.
– Влюблен? Да ну?
– Еще как влюблен. Он для нее и прическу сделал. Он тебе ребра переломает.
Игорь
– Сэр! Дело не в ребрах. Дело, понимаешь… если он адвокат, так почему она так одевается?
– Я не знаю. Гонтарь думает, что он ее для огорода держит. Свои овощи, понимаешь, только не сам работает, а занимается эксплуатацией – Оксана работает. Батрачка. А ей только пятнадцать лет. Сволочь!
Середин смотрел на Игоря умным, спокойным взглядом, и слово «сволочь» особенно сочно звучало в его культурном выговоре.
Они направились к главному зданию. Игорю хотелось еще расспросить Середина об Оксане. Дежурный бригадир Руднев стоял на крыльце с блокнотом в руках. Увидев Игоря, он сказал:
– Чернявин! У тебя есть один наряд. Вот эту дорожку нужно подмести и посыпать песком. Работы здесь на полчаса, а у тебя как раз один наряд. Сдашь мне к обеду.
Игорь не забыл стать смирно и отдать салют:
– Есть, выполнить один наряд, сдать к обеду.
Но забыл спросить, чем нужно подметать и где взять песок. Руднев ушел. Игорь осмотрелся. И Середина уже не было возле него.
Через полчаса Игорь уже работал на дорожке. В руках у него были три гибких прутика, и как он ни царапал ими дорожку, они не в силах были зацепить мелкий сор. Проходивший мимо Нестеренко остановился:
– Это наряд?
– Да.
Откуда-то взялся Ваня Гальченко. Нестеренко пренебрежительно надул полные щеки:
– Так… кто же это… прутиком?
– А чем?
– Что ты за человек? Веник сделай!
Нестеренко еще с секунду молча смотрел на Игоря, неодобрительно пожал плечами, ушел. Игорь оглянулся на Ваню, покраснел. Ваня убежал.
Игорь прекратил работу, задумался. Еще царапнул два раза. Собственно говоря, против наряда он ничего не имело, но дайте же орудия производства! На дорожке были мелкие веточки, два-три старых окурка, лепестки цветов. Вся эта мелочь никак не хотела поддаваться прутику. Игорь еще раз беспомощно оглянулся и увидел Ваню. Ваня бежал к нему вприпрыжку, и в руках у него был великолепный веник.
– Ваня! Вот спасибо! Где ты такой веник достал?
– А нарвал. Сколько хочешь!
– Давай я буду сам.
– Ты подметай, а я пойде песка принесу.
Через двадцать минут Игорь и Ваня заканчивали работу, посыпая дорожку из одного ведра. Захаров вышел из-за угла здания:
– Гальченко, помогаешь?
– Это так… немножко. Он все.
– Ты – хороший товарищ!
Ваня поднял голову, но Захаров уже ушел. У него была тонкая талия и хорошие, блестящие сапоги.
– Новенького ведут, – сказал Игорь.
Ваня посмотрел вдаль по шоссе. Действительно, было видно, что один из идущих – милиционер.
– Меня тоже с милиционером. А нехорошо
Ваня не ответил, деловым взглядом осмотрел работу.
– Надо здесь досыпать, а то получилась лысина.
– А куда мы песок денем? Остаток?
– Давай на этой дорожке приберем. Она маленькая.
Игорь не возразил. Они в десять минут убрали небольшую поперечную дорожку. Игорь взял ведро и направился к главному входу, где как раз дежурный бригадир Руднев расписывался в книге милиционера. Пока друзья подошли к ним, милиционер уже козырнул и направился в город.
– Товарищ дежурный бригадир, наряд выполнил.
– Сейчас посмотрю, вот только этого сдам Торскому.
Игорь посмотрел на новенького и остолбенел: перед ним стоял Гришка Рыжиков. Ваня Гальченко, глядя на Рыжикова, давно уже задохнулся в удивлении и даже рот открыл. Рыжиков развязно улыбался, но заговорить не решался. Заговорил Игорь:
– Этого гада в колонию? Я его сейчас с лица земли сотру!
Руднев протянул руку, чтобы остановить Игоря, но Игорь уже схватил Рыжикова за воротники и скрутил его тугим жгутом вокруг горла.
– Мокрица! Вонючий клоп! Ограбить такого пацана! – с гневом и презрением выговаривали живые, длинные губы Игоря.
– Да пусти, – захрипел Рыжиков, цепляясь своими грязными пальцами за пальцы Игоря.
– Я тебя уничтожу…
Игорь уже занес кулак другой руки над головой Рыжикова, но в этот момент Руднев с силой схватил Игоря за пояс и повернул к себе:
– Товарищ Чернявин! К порядку!
Игорь не мог не оглянуться на этот окрик, а, оглянувшись, увидел сразу и белый воротник, и золотисто-серебрянный вензель, и яркий шелк повязки. Он выпустил Рыжикова и стал «смирно». Руднев посмотрел на Рыжикова, как показалось Игорю, с гадливостью, но Игорю сказал сурово, негромко и властно:
– В колонии нельзя сводить старые счеты, товарищ Чернявин!
И в тоне [180] этого хорошенького мальчика, в его сведенных насильно бровях, в ясном взгляде, в том уважении, с которым было сказано слово «товарищ», Игорь почувствовал нечто совершенно непреодолимое. Он поднял руку с глубокой радостью:
– Есть, не сводить старые счеты, товарищ дежурный бригадир!
Руднев уже уводил Рыжикова в дом. Игорь никак не мог прийти в себя, но о Рыжикове уже забыл: он только сейчас почувствовал, как это удивительно [181] , что он мог с такой готовностью и радостью подчиниться маленькому Рудневу…
180
В оригинале «в устах».
181
В оригинале «замечательно».