Педагогика для всех
Шрифт:
А ведь условия соревнования не равны: других детей учат казаться, выставляться, умело подавать свои достоинства, даже мнимые. Наш бесхитростный ребенок будет хуже всех. Выдержим ли?
И учителя будут укорять нас, и соседи, и знакомые - что, мол, он у вас такой... Непохожий какой-то, не как все дети.
Я ждал с мальчиком электричку на пустынной платформе; он шалил, бегал, смеялся, махал руками, изображая птицу, дурачился. Какой-то пьяный, опустившийся человек привязался ко мне: почему я плохо воспитываю его? Видеть вольного мальчика ему было невыносимо, он бранил меня и ругал с озлоблением. А сколько упреков приходится вынести от школы,
А потом дети вырастали, и все говорили: как вам удалось воспитать их такими? И даже про маленького невыносимого нашего Матвея воспитательница в детском саду говорит: "Как вам удалось воспитать такого мальчика? Ни на кого не похож! Конечно, с ним трудно, но ведь как его любишь! Я укладываю детей спать, а с ним сижу чай пью... С ним так интересно!"
Чтобы ребенок вырос естественно добрым и честным человеком, чтобы он не старался казаться лучше, чем он есть, приходится исключить принуждение из арсенала воспитательных средств. Принуждая, мы заставляем ребенка делать нечто такое, что не отвечает его сущности, - иначе его и не пришлось бы принуждать.
Однако хорошо растить без принуждения детей, которые и сами по себе отличники в учебе, и пример в поведении. А если двойки да прогулы? И отлетают от нас благие намерения, кончается терпение, нам мерещится ужасное будущее детей, и превращаемся мы в подобие Кабанихи из той же "Грозы", которая поедом детей ела, проходу им не давала, с утра до вечера нотации читала - не ленилась! Воспитывала! Смотрела за детьми! И вырастает слабое подобие Варвары, у которой все шито да крыто, с той лишь разницей, что, поскольку не каждый из нас обладает могучим характером Кабанихи, то дети не умеют ни быть, ни даже казаться - они просто-напросто невоспитанны.
Мы боимся, что наших детей обманут и обидят, мы учим "давать сдачу", родители чуть ли не младенцами записывают детей в секции самбо. Но на сильного всегда найдется и посильнее, на храброго в драках - и похрабрее, на самбиста - каратист.
Никто в этом мире не защищен, кроме правдивого человека, который есть то, что он есть. У него лучшая защита - уважение людей.
Лишь то воспитание прочно, которое приучает ребенка к правде, приучает быть самим собой. Быть, а не казаться.
37
Две трудные проблемы у воспитателя:
первая: как вырастить доброго и честного, правдивого человека;
вторая: когда вырастишь доброго и правдивого человека, то как ему жить?
Все революции, вся борьба, все страдания людские ради одного - чтобы талантливым, честным и добрым людям жилось лучше, чем бесталанным, бессовестным и бессердечным.
Но социальная справедливость - вопрос политики, а не педагогики. Педагоги жизнь не переделывают, не воспитание решает судьбы мира. Только очень наивные люди думают, будто мир изменится от фраз, начинающихся со слова "пусть": "Пусть каждый на своем месте хорошо работает, и все будет хорошо", "Пусть каждый займется собой, постарается быть добрее, и все будут добрые", "Пусть каждая мать воспитает хорошего человека, и мир превратится в рай". Пусть-то пусть, да не получается. Нужно очень много условий, для того чтобы наше "пусть" приобрело хоть какую-нибудь силу, а без этого оно скрывает обман. Вместо серьезного исследования обстоятельств жизни, вместо серьезной и тяжелой борьбы - легкокрылое "пусть".
Но как же все-таки быть?
Предположим, думает иной
Рассуждения такого рода, с виду безукоризненно логичные, подозрительны своим удобством. Это очень удобные рассуждения! А в нравственной жизни все, что удобно, то скорее всего ложно.
Каждый из нас хоть иногда слышит голос совести. Но жить по совести трудно, а иной раз совесть толкает буквально к гибели. А жить-то хочется.
Поэтому каждому человеку для выживания вместе с совестью дана еще и антисовесть - тот внутренний голос, который утишает голос совести, опровергает его или просто заставляет замолчать.
Совесть, увидим мы дальше, есть решительно у всех; нет человека без совести, как нет человека без сердца. Но есть люди с такой сильной антисовестью, что совести в них и вовсе не заметишь. Заглушена.
Воспитывать честных и добрых детей некоторым очень легко, не нужно почти никаких усилий; а некоторым - неимоверно трудно. Но совесть мучит. И тогда усиливается голос антисовести: "И не надо честности, пропадешь с ней".
Голос антисовести обычно подкрепляется услужливым здравым смыслом. Например, говорят же - тяжело в учении, легко в бою. Вот и будем с детства готовить ребят к тяготам жизни. Пусть с ранних лет узнают они суровую правду жизни.
Для физической закалки и приучения к дисциплине солдатам необходимо тяжелое учение. Но духовные законы не те, что законы физического развития. Для закаливания тела нужно спартанское воспитание, а для закалки духа нужны идеалы, представление о счастье, здоровая нравственность.
Крепкий духом человек не ждет от жизни легкой удачи. Не знавший особых трудностей в детстве, он тем не менее лучше подготовлен к встрече с жизнью. Он здоровее! Он не предается унынию, не впадает в отчаяние, он не меняет взглядов под влиянием первого встречного, не теряет веру в жизнь после первой же беды. Он видит в людях не одно лишь дурное, но и доброе. Он способен улыбнуться, наконец! Он знает счастье и верит в него.
Я бы поостерегся так писать, если бы перед моими глазами не было примера знаменитой "Фрунзенской коммуны" - объединения ленинградских старшеклассников, существовавшего в шестидесятые годы. Эти ребята (их было человек двести) росли в полной доброжелательности и справедливости, в тепличной, можно сказать, атмосфере любви и творчества, среди прекраснейших воспитателей, каких, может, и на свете больше нет, и все вокруг кричали: "Что вы делаете! Что из них вырастет! Что с ними будет, когда они кончат школу и вступят в жизнь! Их ждет трагедия!"
Многозначительно вздыхали, укоризненно качали головами, криком кричали... Тем временем фрунзенцы выросли, и вот уже им по тридцать пять, по сорок, вот уже все с профессиями, семьями, своими детьми... И что же? Разные судьбы: кто получше живет, кто похуже. Все они знают и счастье, и несчастье; с ними все, как и с другими людьми; но у большинства из них есть стержень. Для них детство и юность - дом родной. Никто из них не способен подумать, будто всюду обман, все воры, и многие из бывших фрунзенцев добились очень больших успехов в жизни. Все они оказались стойкими в жизненной борьбе.