Педагогика на кончиках пальцев. Введение в специальность
Шрифт:
Учитель труда на первом же занятии по слесарному делу заявил, что «основным свойством всех металлов является то, что все металлы имеют свойства». С ним никто не спорил. В общем, «принциндентов» было многовато.
Охотник
Импозантная дама, учительница лет пятидесяти, вышла из школьного буфета, держа за обёрнутые в газету шеи двух куриц. В каждой руке по одной. Гордо так шла, торжественно.
Стоящий рядом со мной ученик с уважением протянул: «Охотник, смотрите – настоящий охотник».
Этикет
Когда меня спрашивали дети, зачем надо есть ножом и вилкой, не хлюпать чаем или
Только не надо доводить до абсурда и показухи. В один из дней пребывания в Москве школьников из далёкого Урала я повёл их, уставших и голодных, в первый попавшийся ресторан на улице Горького. Договорился с кухней о простом обеде: бульон, курица с рисом.
Когда подали первое, ребята растерялись. Бульон был в чашках, а внутри ещё лежало варёное яйцо. Как это нужно было есть? Всё же – мы в ресторане! На нас смотрят!
Тогда по столикам прошла моя команда: есть как удобно, но с аппетитом.
В этот раз этикет был нарушен, но все были сыты и довольны. А вечером я спокойно рассказал и даже продемонстрировал, как надо справляться с таким блюдом.
Недоразумение
Директор школы подозвала парнишку лет двенадцати и попросила его показать мне микрорайон. «Ну что, – спросил он, – айда?» Возмущению моему не было предела. Как это так, мне уже исполнилось двадцать два года, через неделю я буду учительствовать в этой школе, а тут какой-то шкет позволяет себе разговаривать со мной на «ты». Мальчуган-татарин непонимающе пожал плечами и сказал: «Хорошо. Ну, айдате».
Письмо
Мне редко дети дарят цветы. Я привык. Даже имею этому своё объяснение. Но научился относиться спокойно к формальным знакам детского внимания не сразу. Успел попереживать…
23 февраля. Только-только прозвенел звонок на урок. Открывается дверь, и председатель родительского комитета моего класса торжественно вручает мне «поздравительную коробку». Я отказываюсь. Меня уговаривают. Я решительно отказываюсь. На меня обижаются. Обижаюсь я… Коробка остаётся лежать на подоконнике.
Класс притих, и я демонстративно сухо провёл урок.
Я ждал поздравлений. Пытался даже мысленно представить себе, что будут дарить и как, но думал, что это сделают ребята. Особенно обиделся на группу «особо приближённых к императору». «Уж они-то, – думал я, – должны были поздравить. Значит, ошибся. Значит, они чёрствы и равнодушны. И относятся ко мне просто потребительски».
И я «надулся». По-моему, даже перешёл на «вы». Сейчас смешно, а тогда было по-настоящему неприятно, и я здорово переживал.
И вот через несколько дней после этого «инцидента», во время перемены, один из моих учеников на ходу вручил мне большой зелёный конверт и убежал. В конверте было письмо. Приведу его полностью. Понимаю, что сложно поверить в такой «киношный» текст и тем более всерьёз отнестись к нему. Но всё было именно так.
«Здравствуй, Учитель!
Я никогда не писал к Тебе. Но сейчас я должен это сделать, прежде чем непонимание, проложившее первые кирпичи между нами, не воздвигло глухой стены! И тогда мы будем только перестукиваться, Учитель! Только перестукиваться…
Мы выросли, Учитель! И наш глаз стал порой зорче Твоего, наша рука – порой крепче Твоей! Мы становимся воинами, Учитель! И
Но неужели Ты, Учитель, можешь усомниться в нас?!! Неужели Ты можешь обижаться на нашу поспешную юношескую невнимательность, на наше юношеское высокомерие?
Ты – наш Учитель!!! А когда Ты обращаешься к нам на Вы, мы думаем, что это действительно так!..
Мы слишком молоды, чтобы быть равными с Тобой, Учитель! Мы сами уже думаем об очень многом, но не лишай нас Юности, Учитель! Нам предстоит ещё очень долгий путь ошибок, прежде чем мы станем сами Мудрыми Учителями! Ты не так стар, Учитель, но убойся соблазна быть равным!
Поверь в Нас!!!
И да будет всё к лучшему!»
Письмо не оставило и следа от моей обиды. Именно тогда мой интерес к внешним знакам внимания стал ослабевать. Позже я понял, что и к подобным письмам надо относиться сдержанно и с должной иронией.
Но на выпускном вечере, получив до неприличия мало цветов (притом в основном от родителей), я снова расстроился.
Выпускной вечер – грустный праздник. Всю ночь я чувствовал себя не в своей тарелке и постоянно поглядывал на часы – когда же всё кончится.
И вот – утро. Все стали расходиться по домам. Я зашёл за своими вещами в пустой класс. Машинально глянул на доску. На ней крупными буквами было написано:
«Опустел перрон.Можно уходить.И цветы теперьНекому дарить».Я вспомнил про письмо.
На следующий день мой класс почти в полном составе собрался у меня дома.
Нестандартно-типичные
Они торчали на перекрёстках, толпились под фонарями, угловатые, прокуренные, оставляя на тротуарах россыпи плевков, окурков и бумажек от конфет. Нервные и нарочито меланхоличные. Жаждущие, поминутно озирающиеся, сутуловатые. Они ужасно не хотели походить на остальной мир и в то же время старательно подражали друг другу и двум-трём популярным киногероям. Их было не так уж и много, но они бросались в глаза, и мне всё время казалось, что каждый город и весь мир заполнены ими, – может быть, потому, что каждый город и весь мир принадлежали им по праву. И они были полны для меня какой-то тёмной тайны. Ведь я сам когда-то простаивал вечера с компанией приятелей, пока не нашлись умелые люди, которые увели нас с улицы. И потом много-много раз видел такие же компании во всех городах земного шара, где умелых людей не хватало. Но я так никогда и не смог понять до конца, какая сила отрывает, отвращает, уводит этих ребят от хороших книг, которых так много, от спортивных залов, которых предостаточно в этом городе, от обыкновенных телевизоров, наконец, и гонит на вечерние улицы с сигаретой в зубах и транзистором в ухе – стоять, сплёвывать (подальше), гоготать (попротивнее) и ничего не делать. Наверное, в пятнадцать лет из всех благ мира истинно привлекательным кажется только одно: ощущение собственной значимости и способность вызывать всеобщее восхищение или по крайней мере привлекать внимание. Все остальное представляется невыносимо скучным и занудным и в том числе, а может быть, и в особенности, те пути достижения желаемого, которые предлагает усталый и раздражённый мир взрослых.