Пьедестал для аутсайдера
Шрифт:
– Не возражаю, – согласился Дронго.
Илья Данилович уселся на скамейку и обратился к Метельскому, показывая на уходившего Кирюхина:
– Проводите его в дом. Кажется, он совсем в плохом состоянии. Возможно, его давно нужно было госпитализировать и освободить ото всех обязанностей. Напрасно мы его сюда пригласили. И вообще, скажите ему, чтобы написал заявление. Ему не нужно больше здесь появляться.
Метельский ушел выполнять распоряжение своего босса.
– А теперь давайте поговорим, – предложил Смыкалов, когда они остались вдвоем.
Глава 14
В тот вечер они принимали гостей. Нужно было видеть, с каким трепетом и уважением переступали
На следующий день он позвонил Халифману и попросил его купить немного долларов. И хотя валютные операции еще не были полностью свободными и никто не отменял уголовной статьи за подобные занятия, тем не менее валютный рынок был уже достаточно легализован, и обменные курсы валют печатали даже центральные газеты. Доллар начал стремительно расти после неудачи августовского путча, и на черном рынке за него давали уже до пятидесяти рублей. Поэтому Халифману удалось купить только тысячу долларов. Однако уже через несколько дней он принес очередной конверт с деньгами, где вместо рублей лежали уже доллары. Иосиф Наумович быстро учился угадывать желания своих руководителей. Заодно он посоветовал Смыкалову, где именно можно купить качественную одежду. Американские костюмы «Ботани» продавались за триста-четыреста долларов, и Илья Данилович купил себе два таких костюма вместе с парой хорошей финской обуви «Топман» и двумя новыми рубашками. После того как он приобрел себе очень дорогие очки за сто двадцать долларов и сходил к модному парикмахеру, его невозможно было узнать.
Этот уже немолодой мужчина в крупных дешевых очках, с всегда всклокоченными волосами, в мятых костюмах и нечищеной обуви теперь стал образцом элегантности и хорошего стиля. В отличие от своего шефа он обладал еще и вкусом, что было, очевидно, связано с его интеллектом. Ведь Борис Кирюхин не прочитал за свою жизнь и десятой части тех книг, которые прочитал Илья Смыкалов.
К первому октября вышел приказ о сокращении штатов. Среди тех, кого отправляли на пенсию, была и Маргарита Акоповна. Она была слишком гордой женщиной, чтобы о чем-то просить своего руководителя, но было абсолютно понятно, что этот приказ был для нее сильным ударом. Среди лиц, подлежащих увольнению в связи с сокращением штатов, были и Анна Шестакова с Лопсоном Тапхаевым. Последний особенно громко возмущался, так как стоял в очереди на получение жилья и был уже шестым в списке, что почти гарантировало получение жилья в течение следующих двух лет. Но приказ о сокращении перечеркивал все его планы. Тапхаев ходил жаловаться к Никулину, безуспешно записывался на прием к Кирюхину. Но генеральный директор его не принял. Он считал, что сокращения и назначения – прерогатива Смыкалова, и откровенно говорил, что не намерен вмешиваться в компетенцию своего заместителя.
Лопсону ничего не оставалось, кроме как записаться на прием к Илье Даниловичу. В понедельник вечером Маргарита Акоповна доложила, что среди ожидающих приема есть и Лопсон Тапхаев. Смыкалов распорядился впустить его первым. Тапхаев вошел в кабинет. Было заметно, как он волнуется.
– Садись, садись, дорогой, – разрешил Смыкалов, показывая на стул. – Что случилось? Какие проблемы?
– А вы разве не знаете? – нервно спросил Тапхаев.
– Ничего не знаю, – почти искренне ответил Илья Данилович, – ты сам должен понимать, какое сейчас сложное положение. Мы готовим материалы о нашей финансовой деятельности по
– Меня сокращают, – убитым голосом сообщил Лопсон.
– Какое несчастье, – сделал притворно скорбное лицо Илья Данилович, – этого просто не может быть.
– Меня сокращают и увольняют, – подтвердил Тапхаев, – а я стою шестым в очереди на жилье. И у меня семья. Я очень вас прошу помочь мне. Перевести куда-нибудь в другой отдел, можно даже на производство. Только не увольняйте меня.
– Ни в коем случае! – возмутился Смыкалов. – Как можно уволить такого смелого человека, как ты? Я поговорю с генеральным. Всегда можно сделать исключение.
– Спасибо. Большое спасибо, – поднялся со стула Лопсон. – Я был уверен, что вы меня поймете.
– Конечно, конечно. Именно я и должен тебя понимать, – злорадно сказал Илья Данилович, – все-таки мы вместе работали в одном отделе. И ты всегда относился ко мне так нежно и предупредительно, как младший брат к старшему.
Тапхаев опустил голову. Он все понял. Смыкалов никогда не простит ему прошлых насмешек и ненужных колкостей.
– Извините, – прошептал он, – я лучше пойду.
– Иди, дорогой, иди. И будь уверен, что я сделаю все от меня зависящее, чтобы решить твою судьбу, – почти ласково пообещал Илья Данилович.
Эти слова прозвучали, как последний удар. Лопсон опустил голову и вышел из кабинета. В приемной среди остальных посетителей была и Анна, которая также записалась на прием в последней безумной надежде сохранить работу. Увидев выходившего Лопсона Тапхаева, она поднялась и подошла к нему.
– Что он тебе сказал? – спросила она.
– Он сделает все, чтобы решить мою судьбу, – повторил Тапхаев. – Можешь не сомневаться, он выгонит и тебя. Этот мерзавец ничего не забывает и не прощает.
Анна тяжело вздохнула.
– Не нужно здесь выражаться, – сделала замечание Тапхаеву Маргарита Акоповна, – вы не в трактире, а на работе.
– Я уже не на работе, – махнул рукой Лопсон, – и ты, Анна, тоже не ходи. Не нужно унижаться. Пошел он к черту. Найдем себе работу в другом месте.
– Я не могу в другом месте, – возразила Анна, – мне нужен непрерывный стаж для поступления в вуз. Я лучше еще немного подожду.
– Как хочешь, – Тапхаев вышел из приемной.
Маргарита Акоповна доложила, что среди ожидающих приема посетителей есть и сотрудница финансового отдела Анна Шестакова.
– Пусть ждет, – приказал Смыкалов, – впустите ее последней. Пусть сидит и ждет всех остальных.
Анна просидела в приемной в общей сложности более полутора часов. Наконец, когда ушел последний посетитель, ей разрешили войти. Понимая, как мало у нее шансов остаться, она вошла в кабинет, собрав все свое мужество. И замерла у дверей, глядя на хозяина кабинета.
– Ну? – спросил он, даже не поздоровавшись.
– Я хотела извиниться, – произнесла Анна.
Он с некоторым интересом посмотрел на нее.
– Опять что-то натворила? – поинтересовался Илья Данилович.
– Нет. Но мне очень стыдно за свое поведение в те августовские дни, когда вас должны были назначить начальником нашего отдела. Я иногда бываю несносной. Мне ужасно стыдно и неприятно.
– Это правильно, – кивнул Смыкалов, – и не просто несносной. Ты бываешь наглой и невоспитанной хамкой, которую давно следовало отсюда выгнать и которую держал только из жалости Самсон Михайлович. Но я ничего не могу сделать. Твой приказ о сокращении уже подписан. Согласись, что это объективный приказ. Ты на своем месте почти ничего не делала и только носила чай Рудневу. Для финансового отдела ты просто балласт. Там тебе не место. К тому же у нас по всему комбинату идет большое сокращение.