Пьедестал для аутсайдера
Шрифт:
– Что значит «корректировал»?
– Спросите лучше у самого Халифмана, – предложила она, – или у Бориса Захаровича. Я некомпетентна в этих вопросах.
– Получается, что все на комбинате знают о махинациях Халифмана и никто с этим ничего не может сделать? – уже начиная злиться, спросил Илья Данилович.
– Ну почему «махинации»? – возразила Ванда. – Это нормальная практика между двумя работающими предприятиями. То мы их выручаем, то они нас. Ничего особенного в этом нет.
– Вы понимаете, о чем говорите? – спросил Смыкалов. – Это же настоящие приписки. Хищение государственных средств. Получается, что ваш Халифман просто жулик.
Ванда Богдановна как-то
– Иосиф Наумович работает у нас уже с четвертым генеральным директором, – напомнила она, – и со всеми находил общий язык. Вы лучше поговорите с самим Борисом Захаровичем. Он вам все объяснит. А Халифман никогда не работает без разрешения. Только с согласия генерального директора.
– Вы отдаете себе отчет в том, что говорите? – окончательно разозлился Илья Данилович. – Получается, что Халифман жульничает с согласия самого Бориса Захаровича. Как вы можете утверждать подобное? Или, может, ему помогал Аркадий Николаевич? Никогда в жизни не поверю, что Сидоряк мог участвовать в каких-то махинациях.
– Сидоряк не мог и не участвовал, – ласково согласилась Ванда, – только Иосиф Наумович тоже никогда самовольно ни в чем не участвовал. Ему давали конкретные указания, и он их выполнял. Я только это и хотела вам сказать.
Она молча и очень выразительно смотрела на Смыкалова.
– Можете идти, – разрешил он.
Она поднялась и вышла, не сказав больше ни слова. И в эту секунду зазвонил красный телефон.
– Зайди ко мне, – приказал ему Кирюхин.
Илья Данилович поднялся, вышел из своего кабинета и прошел в приемную генерального. Сидевшая там Нонна Альбертовна приветливо улыбнулась ему, не поднимаясь. Она вообще вставала только в присутствии высокопоставленных сотрудников министерства. И при появлении своего шефа. Смыкалов вошел в кабинет.
– Садись, – Борис показал на стул у приставного стола. И, не дожидаясь, пока его заместитель сядет, начал быстро говорить: – Я думал, что ты вчера меня понял. И вообще, мы обо всем договорились. Я ведь тебе говорил, что ты должен стать моей правой рукой. По-настоящему правой рукой. Чтобы я мог в любом случае на тебя опереться. Чтобы мог рассчитывать именно на тебя. Ты думаешь, мне очень приятно иметь какие-то дела с этим Халифманом или с кем-то другим? Мне достаточно было одного Сидоряка, от которого я не знал, как избавиться. Хорошо, что он так глупо подставился с этим ГКЧП, иначе его отсюда и пушкой невозможно было бы выбить. Как же, член бюро райкома, попробуй его тронь. А сейчас я наконец смог убрать его с комбината. И убрать только для того, чтобы тебя посадить на его место. Понимаешь? Именно тебя. Ты мне нужен был не просто как хороший финансист. А как друг, однокашник, человек, которому я могу доверять.
От возмущения он поднялся и начал ходить по кабинету. Илья тоже хотел подняться, но Борис резко махнул ему рукой, приказывая сидеть.
– У меня столько проблем. Я хочу сделать наш комбинат не просто рентабельным, мне нужно, чтобы основная часть нашей продукции шла за рубеж. Сейчас знаешь какие деньги все делают, если подойти по-умному? Ведь разница между внутренними и внешними ценами колоссальная. И мы уже давно не зависим от поставок этого сырья из Узбекистана. Мы уже начали переориентацию на другие страны. Там гораздо удобнее работать. Мы с таким трудом получили разрешение на открытие валютных счетов. И теперь можем платить за продукцию прямо в западных банках и там же получать деньги за наши товары. У меня очень большие планы, Илья. И ты должен мне помогать, а не мешать…
– Извини, – сказал ошеломленный Смыкалов, – я не совсем
– Я знаю обо всем, что здесь творится, – патетически воскликнул Кирюхин, возвращаясь на свое место, – и насчет Халифмана ты не беспокойся. Он у меня вот где, – сжал руку в кулак Борис, – только иногда такие люди бывают нужны. Ты знаешь, какие у нас большие накладные расходы. Чтобы тебя утвердили заместителем генерального директора, нужно стольких людей подмаслить, уговорить, убедить. А они тоже кушать хотят. Им тоже нужно подарки делать, подношения всякие. Дружить с ними, кормить их, лелеять, облизывать. Тогда и они будут к тебе соответствующе относиться. И валютный счет разрешат открыть. И часть выручки себя оставлять. И ревизоров присылать перестанут. В общем, хочешь жить – умей вертеться. Ты меня понял?
Не совсем понимая своего друга, Илья все-таки кивнул.
– Ну вот и прекрасно, – обрадовался Кирюхин, – а насчет Иосифа Наумовича ты не беспокойся. Он работает и действует только с моего согласия. Этот осторожный еврей – сибарит, он не хочет в конце жизни оказаться на нарах. Поэтому он не смеет ничего делать без моего согласия. Теперь понимаешь?
– Конечно, понимаю.
– В общем, сиди спокойно и не дергайся, – посоветовал генеральный, – а сейчас к тебе зайдет Халифман. Я здесь на него накричал. Сидоряк был чужим. Это было ясно с самого начала. И никаких дел с этим убежденным коммунистом иметь было нельзя. Он бы сразу в прокуратуру пошел с заявлением на нас. Но ты же не Сидоряк. А Халифман говорит, что просто тебя боялся. Ну я его и успокоил на твой счет. И вообще, сказал, что он поступает по-свински. Пусть теперь платит и тебе, как полагается. Я посчитал, что свои десять процентов ты заслужил. Можешь идти.
Не совсем понимая, что происходит, Смыкалов поднялся и вышел из кабинета. В приемной он почувствовал на себе испытывающий взгляд Нонны Альбертовны и обернулся.
– Что-нибудь не так? – спросил он.
– Конечно, – кивнула она, – вы не должны забывать, что являетесь заместителем самого Бориса Захаровича. Заместителем генерального директора одного из крупнейших в стране комбината. Посмотрите, какая у вас обувь. И этот костюм. Извините, но ваша супруга должна внимательнее следить за вашим гардеробом.
– Да, конечно, вы правы, – огорченно согласился он, выходя из приемной.
Это был его лучший костюм, но она сразу заметила, что он далеко не такой модный, как те, в которых ходит ее шеф. Конечно, у Бориса итальянские костюмы, которые он покупает во время своих зарубежных командировок. А лучший костюм Ильи пошит на фабрике «Заря». Ему было стыдно. Он вернулся в свой кабинет, уселся за стол и стал думать о том, что всех его сбережений не хватит ни на приличный костюм, ни даже на нормальную обувь, но не успел додумать эту мысль до конца, Маргарита Акоповна доложила ему, что в приемной ждет Халифман, который опять явился к нему.
Смыкалов поморщился, но разрешил тому войти. На этот раз Иосиф Наумович появился без блокнота. Он вошел в кабинет и сразу направился к столу.
– Я доложил обо всем Борису Захаровичу, и он разрешил оформить актом на списание всю партию.
– Как это всю партию? – не понял Илья Данилович.
– Всю партию, – повторил Халифман, достал из внутреннего кармана пиджака какой-то пухлый конверт и положил его на стол. – Десять процентов.
– Что? – не понял Смыкалов.
– Десять процентов, – повторил Халифман. – Я могу идти?