Пехота-2. Збройники
Шрифт:
— Мартин. У нас восемнадцать… семнадцать выстрелов. А на нас даже и не наваливались еще.
— На нас не навалятся. Они сейчас убьют «четырнадцатую», а к нам не полезут, по той стороне трассы зайдут до КПВВ и вынесут его. Точнее, уже идут. И пока мы будем тут перестреливаться, будут херачить «Эверест».
— На «Эвересте» тихо.
— Прапор! — заорал я. — Заводи!
— Йууухуууу! — раздалось из темноты. — Куда едем?
— Сюда едем. Отработай по дачам прямо сейчас.
Огонь «четырнадцатой» стихал, сепарский, наоборот, нарастал. Опорник отбивался в две стороны — во фронт и в правый фланг, а ближайшие дачи подходили к ним ближе ста
Выстрелил наш СПГ. Граната ушла на дорогу между «четырнадцатой» и Докучаевском, но куда упала — черт его знает… Стрелять с низкого угла, ночью, без корректировки, чисто по прицелу и вымерянным дальностям… Ну да… Наши выволокли «сапог» чуть ли не на бруствер, щелкнул откидной «хвост» гранатомета, со щелчком встал новый «выстрел».
— Шматко! Ты сколько поставил!
— Кіло-двісті!
— «Булька» ровно стоит?
— Ровно, ровно! По дальності ми нормально, направлення по полуприцілу брав.
— Возьми левее, граната от ветра доворачивает.
— Дерівація? — серьезно спросил Шматко, но провернул рукоятку. — По своїм би не втуліть…
— То й не втулі.
Позади рыкнула «бэха». Я спустился с бруствера и поспешил обратно к «правой» позиции. Ваханыч менял короб, рядом Дима смотрел на поле в теплак. Петрович сидел на досточке возле АГСа и что-то кому-то говорил. По голове молотом била вялая уже перестрелка «четырнадцатой».
— Петрович, подсыпь на правый склон, нехай знают, шо мы про них помним.
— Зара зробимо, Мартинчик.
На «Эвересте» тишина. Перед нами тоже тишина, по нам даже никто не выстрелил ни разу. Война идиотская — давно должны были включиться сепарские минометы и разравнять «четырнадцатую» в хлам. «Идет бой на 14, работаем туда спг», — написал я Яношу. «Дай координаты», — тут же пришел ответ, и следом: «после работы спг меняйте позицию». Ох ты ж, мля, сменим, сменим.
«Бэха» надвинулась из темноты, Прапор заорал на кого-то, прогоняя из капонира, машина втолкнулась и повела стволом пушки. Прапор соскочил в люк. Бах! Ну давайте, пацаны, хоть чем-то поддержим.
Автомат мешался, я наконец-то застегнул куртку и броник. Вытащил из нарукавного кармана и надел очки. Вот такой вот невероятный воин-очкарик.
— Мартин, це Ляшко, прием.
— Мартин на зв’язку.
— Засвіти в тилу.
— Ляшко, повтор, повтор.
— Засвіти за баней. Близько.
Сука. Ну вот и до нас дошли.
Я бежал, оскальзываясь на схваченных смесью снега и грязи камнях, руки мгновенно вспотели, я несся как сумасшедший, мимо промелькнул кунг, сзади раздавался топот, я взлетел к бане и зачем-то присел. Дернул завтор и как-то автоматически включил коллиматор. Сзади нарисовался Лис, полностью затянутый «по войне» в свой «Оспрей», в спину ему уткнулся Мастер. Снова выстрелы нашей «бэхи». «А четырнадцатая еще держится, — как-то отстраненно подумалось, — интересно — как?»
Всегда мне не вовремя в бошку «левые» мысли лезут.
— Сколько нас?
— Трое, — сказал Мастер. — Уже четверо.
— Теплак нужен.
— Сейчас Ляшко будет.
— Зашибись. Кто понизу пойдет?
— Я, — буркнул Лис. — С Федей.
— Мы с Толиком поверху, с Ляшко.
— И с Хьюстоном.
— Не пасем, стреляем сразу.
— Подожди теплик.
— Нахер,
Я замешкался шагнуть первым. Нет, не замешкался — мне вдруг стало страшно. Как тогда, осенью под Старогнатовкой, на поле. И на «Кондоре», когда сепары завели «бэтэры». И потом еще пару-тройку-четверку раз уже здесь. Было охеренно страшно, ноги обвалились дикой тяжестью, я попытался вдохнуть и понял, что зачем-то задержал дыхание. Фууу. Всё? Побоялся? А теперь поехали войну воевать.
Мастер, обогнув меня, толкнул плечом и вывалился из-за бани. Пошел боком по снегу на поле. Я вскинул автомат, пальцем проверил предохранитель и шагнул за ним. В лицо ударил ветер. Не видно ни черта. Дальше по полю, скрип, скрип, не смотри под ноги, дебил, смотри туда, вдоль нашего террикона. Сколько у меня магазинов? Может, наш наряд лажанулся, и это опять кабаны какие-то бегают с зайцами? Где я опять забыл перчатки? Нахрена я вообще обо всем этом думаю?
Пикнул телефон. Как это вовре…
Вспышки рванулись из темноты прямо в лицо, казалось, прямо передо мной. Упала тишина, я не слышал ничего, ноги сами подломились, прибитая снегом земля ударила в колени. Я сгорбился, автомат ткнулся стволом, рука соскользнула с рукоятки и уперлась в землю.
Ти-ши-на. Не слышно ничего, совсем. Только тепло, и из теплоты этой надвигается что-то — равнодушное, спокойное, простое. Кто-то появился в моей голове, прошелся туда-сюда, поворчал, покряхтел… а потом со всего размаха двинул мне по ушам. Изнутри.
И в мир ворвался звук.
Я толкнулся назад, сел на задницу, подхватил автомат и выжал спуск. Мастер слева стоял на колене, вспышки вырывались из ДТК, били автоматы справа. Свист-шипение, грохот, редкий дым расползался вокруг… В голове застучал ритм.
Упасть набок, выщелкнуть магазин, выцарапать из тесного подсумка новый, вставить, передернуть затвор. Встать уже по-человечески на колено. Огонь, огонь! Раз, два, три — и боком, боком к Толику. Взгляд налево — Мастер приподнимает автомат и бьет из подствольника, взгляд направо — из-за бани выныривает маленький Ляшко в слишком большой на него куртке, падает на колено и начинает стрелять. Пули рвут ночь. Раз-два-три. Сейчас бы вернуться за баню, она у нас, получается, пуленепробиваемая, но Толик тогда на поле останется один. Вспухает стрельба справа, потом смолкают, хлопают одновременно два подствольника — это Лис с Федей продвигаются вперед. Всё, противник заткнулся. Я машу Мастеру, он поднимается и бежит вперед. Падает, зарываясь автоматом в снег. Теперь я. Теперь снова Толик. Опять подствольники справа. Значит мы все еще живы, это зашибись. Ритм бьет в голову, стук сердца под AC/DC, погнали, погнали!
Ляшко догоняет меня, подносит к глазам теплак и тут же вытягивает руку, я доворачиваю автомат и добиваю магазин. Падаю на бок — смена, рядом копошится Ляшко. Под высокой баней каким-то чудом пробирается здоровый грузный Хьюстон, выныривает впереди и бьет очередью. Я снова поднимаю автомат.
— Ложииииииись! — вдруг орет Мастер.
Мы с Ляшко послушными куклами валимся в снег. Зачем?
Свист и шипение — над головами летят тяжелые пули «дашки». Очередь, еще, еще. Я вжимаюсь в снег, трассы, кажется, протягиваются чуть ли не по затылку, стягивает кожу. Дымный росчерки вверху — впереди одновременно вспухают две ломаных вспышки, и сразу — еще одна. Мастер машет, и я поднимаюсь на колено. Рядом неподвижно лежит Ляшко, я хлопаю его по спине, он поднимает голову и начинает ворочаться.