Пехота Апокалипсиса
Шрифт:
Вот теперь капитан отлетел к расстрельной команде, чем и привлек ее внимание к происходящему.
Двое попытались поднять капитана на ноги, но тот висел у них на руках, безвольно запрокинув голову.
Мужик стоял перед солдатами и что-то говорил, резко рубя воздух ребром правой ладони.
Один из солдат передернул затвор, направил автомат на мужика, но вдруг замер. Потом медленно положил автомат на землю.
Его примеру последовали остальные. Даже капитана положили вместе с оружием на край тротуара.
Ильин
– Ваши – немногие из Патруля, кто уцелели во время событий двадцать пятого октября в городе,– сказал «паук».– По стране в целом удалось обойтись без эксцессов, почти удалось, а у нас... Так ведь и кровь в таком количестве пролилась только у нас. Людей можно понять. Или вы даже об этом не знали? Тогда – небольшой экскурс.
Ильин смотрел телевизор молча.
Его лицо не дрогнуло во время выступления главного врача Адаптационной клиники, не изменило выражения, когда начались первые взрывы, когда техника Патруля вдруг открыла огонь на поражение, когда Террвойска стали огнем вычищать улицы, а люди бежали от пулеметных очередей, пытаясь скрыться, тщетно прячась за машины, деревья...
Потом Террвойска сцепились с Патрулем возле СИА. Потом драка между ними расползлась по всему городу. Потом в город вошли армейские части. Бои прекратились, и начались расстрелы.
И расправы возбужденных граждан над пойманными сотрудниками Патруля и территориалами.
– Вы очень удачно отсутствовали в городе,– сказал «паук».– Тут еще неделю ловили спрятавшихся убийц и сатрапов, убеждали народ прекратить самосуды и наводили порядок. Комендантский час отменили на прошлой неделе, небольшие недоразумения еще возникают, но жизнь, в общем, вошла в обычное русло. Люди пытаются осознать, что же все-таки произошло двадцать пятого октября две тысячи семнадцатого года. И кто виноват. И что делать.
Ильин молчал.
– Вот вы молчите, а люди ждут ответов на свои вопросы. А слово «Братья» отныне не рекомендуется произносить в общественном месте, ибо имелись случаи, когда общественность, услышав это слово, да еще вкупе с «Сосуществованием» и «Сближением», болтуна помяла. Насмерть.
– Что вы от меня хотите?
– Чаю. Для начала – чаю, пересохло в горле, пока я вам все это рассказывал. Потом, после чашечки чая, я вам изложу свои предложения. В принципе они очень простые: либо вы делаете то, что я вам скажу, либо народ... да тот же ваш сосед, Петр Алексеевич Нестеренко, тысяча девятьсот шестьдесят третьего года рождения, узнает о том, что за стеной у него проживал кровавый наймит тех, кто прикрывал свои делишки сказками о Братьях... И вас, простите, убьет. Вы очень неудачно выйдете на лестничную клетку, позвоните в его дверь и будете стоять, пока он не проломит вам голову трехкилограммовой гантелью.
– Верю,– сказал Ильин.
– Вот, у нас наметились точки соприкосновения,– обрадовался «паук».– А если я вам скажу, что, согласившись, вы получите возможность встретиться со старшим лейтенантом Алексеем Трошиным и теми из ваших подчиненных, кто выжил... пока выжил? Есть о чем подумать. Есть?
Ильин подумал.
И, естественно, согласился.
Пора уже было привыкнуть соглашаться.
Не было у него выбора.
Ильин мог хорохориться, дерзить и пытаться сохранить независимый вид, но при этом прекрасно сознавать, что от него ничего не зависит. И не зависело.
Ничего!
И когда он просто выполнял приказы в Патруле...
Просто выполнял, подумал Ильин, и тошнота подступила к горлу.
Он убивал, выполняя приказы.
А если верить тем двоим на космической станции – не просто убивал, а вначале совершал преступление против Братьев, Сосуществования и Сближения, а потом наказывал ни в чем не повинных людей за эти преступления.
Сам он этого не помнил. Двое со станции сказали, что его программировали в откровенной комнате. Допрашивали и программировали одновременно.
Осталось только понять, можно ли верить этим двоим.
«Паук» сказал – нельзя.
«Паук» сказал, что те двое пытались убить майора. Осталось только выяснить, можно ли верить «пауку»...
Можно хоть кому-то верить?
«Паук» показал замечательное кино: толпа разъяренных людей, разносящая здание Патруля и уничтожающая хозяйственных работников – только они остались в здании после объявления Готовности.
Толпа уничтожила всех, до кого дотянулась...
Откуда только обычные люди узнали, что под вывеской Технического Отдела патрульно-постовой службы скрывается Центр? Догадались? В суете и хаосе перестрелки и взрывов?
А внезапно появившиеся расстрельные команды, споро ставящие патрульных к стенке? Откуда такие бойкие капитаны и лейтенанты, готовые расстреливать всех подряд прямо под присмотром камер?
Кому верить?
И заодно… пустяковый вопрос: зачем жить? Потому что просто привык? И просто не хочется умирать?
Веский аргумент, подумал Ильин.
– Хорошо,– сказал вчера Ильин «пауку».– Я готов.
– И даже не спрашиваешь к чему? – еле заметно улыбнулся «паук».
Он все прекрасно понял. Ильин мог сколько угодно делать вид, но...
– Я готов внимательно выслушать ваше предложение,– с нажимом на «ваше» произнес Ильин.
Упрямство – последняя линия обороны проигравшего, говорил его отец.
На этой линии Ильин будет стоять насмерть.
– Да не предложение вы готовы выслушать,– сказал «паук».– Выполнить приказ. Беспрекословно, точно и в срок. Можете пока отдыхать, высыпаться. Конверт вскроете до сна или после – не суть важно. Но если вы задержитесь с выполнением приказа более чем на три... ладно, четыре часа, я буду вынужден принять меры.