Пелэм, или приключения джентльмена
Шрифт:
ГЛАВА XXVII
Je noterai cela, Madame, dans mon livre.
Я отнюдь не принадлежу к числу людей, неделями размышляющих над тем, что можно решить в один день.
— Через три дня, в половине десятого утра, — объявил я Бедо, — я уеду из Парижа в Англию.
— Бедная моя женушка, — сказал слуга, — если я расстанусь с ней, ее сердце будет разбито.
389
Себе, сударыня, я запишу все это. (Мольер.)
390
Цитата из Мольера («Ученые женщины», д. IV, явл. 4.).
— Если так — оставайтесь, — ответил я. Бедо пожал плечами.
— Службу
— Как, даже вашей супруге? — спросил я. Учтивый негодяй приложил руку к сердцу и низко поклонился.
— Ну что ж, — продолжал я, — ваша преданность не должна пойти вам в ущерб. Вы возьмете жену с собой.
Верный супружескому обету, слуга тотчас помрачнел и промямлил, что не может злоупотребить моим великодушием.
— Я настаиваю на этом, — заявил я. — Ни слова больше.
— Тысячу раз прошу извинения, месье; но моя жена серьезно больна, и такое путешествие ей не по силам.
— Раз так, вам, примерному супругу, и думать нечего о том, чтобы оставить больную женщину, не имеющую средств к жизни.
— Бедности закон не писан! Если бы я внял голосу сердца и остался — я умер бы с голоду, et il faut vivre. [391]
— Je n'en vois pas la nécessité, [392] — ответил я, садясь в экипаж. К слову сказать — эта острота принадлежит не мне; это исключающий всякие возражения ответ некоего судьи вору, пытавшемуся оправдаться.
391
А жить-то надо (франц.).
392
Не вижу в этом необходимости (франц.).
В тот день я, по традиционной формуле, «прошел положенный круг взаимных сожалений». Визит к герцогине Перпиньянской был последним (прощание с мадам д'Анвиль я отложил до следующего дня). Эта добродетельная и мудрая особа находилась в будуаре, где обычно принимала близких знакомых. Войдя, я мельком взглянул на роковую дверцу. Я терпеть не могу упоминаний о том, что было и миновало безвозвратно. Поэтому, беседуя с герцогиней, я никогда не касался наших прошлых égarements. [393] В то утро я сообщил ей о предстоявшей женитьбе одного, о недавней кончине другого и, наконец, — о моем собственном отъезде.
393
Безумств (франц.).
— Когда вы едете? — тревожно спросила герцогиня.
— Послезавтра. Если вы дадите мне какие-нибудь поручения в Англию, это несколько смягчит для меня боль расставания.
— Никаких, — ответила она и вполголоса (чтобы не услыхал никто из светских бездельников, усердно посещавших ее малые утренние приемы) прибавила: — Сегодня вечером вы получите от меня записку.
Я поклонился, переменил тему и попрощался; обедал я у себя, один, а вечер употребил на то, чтобы перечитать многочисленные billets doux, полученные мною за время пребывания в Париже.
— Куда прикажете деть все эти локоны? — спросил Бедо, открывая до верху наполненный ящик.
— В мою шкатулку.
— А все эти письма?
— В огонь.
Я уже лежал в постели, когда мне принесли от герцогини Перпиньянской письмо следующего содержания:
Дорогой друг,
Позвольте мне назвать вас так по-английски, ведь на вашем языке это слово звучит не столь двусмысленно, как на нашем. Мне не хочется, чтобы вы покинули Францию, питая ко мне те чувства, которые живут в вас ныне, — но я не нахожу тех волшебных слов, которые могли бы их изменить. О! если б вы знали, сколь я достойна сожаления; если б могли на один миг заглянуть в это одинокое, израненное сердце; если б могли шаг за шагом проследить, как я шла все дальше по стезе греха и заблуждений; вы увидели бы, сколь многое из того, что вы сейчас осуждаете и презираете во мне, — плод не столько природной склонности к пороку, сколько неблагоприятного стечения обстоятельств. Я сызмальства слыла красавицей, была воспитана в сознании, что я красавица; известность, высокое положение, влияние в обществе я приобрела благодаря своей красоте. И все эти преимущества, связанные с внешними прелестями, были причиной моей нравственной гибели. Вы видели, сколь многим я сейчас обязана изощренному искусству. Я сама себя ненавижу, когда пишу эти слова, — но все равно. С той минуты вы тоже меня возненавидели. Вы не приняли во внимание, что всю свою молодость я провела среди волнующего преклонения и в более зрелые годы уже не могла отказаться от него. Благодаря своей привлекательности я царила над всеми и считала, что лучше прибегнуть к любым ухищрениям, нежели отказаться от власти; но, удовлетворяя свое тщеславие, я, однако, не смогла заглушить голос сердца. Любовь — чувство столь естественное в женщине, что вряд ли хоть одна способна устоять против него; но для меня любовь всегда была глубоким чувством, а не страстью.
Любовь и тщеславие — вот мои соблазнители. Я уже сказала, что мои ошибки — следствие неблагоприятного стечения обстоятельств, а не природной склонности к пороку. Возможно, вы возразите мне, что, называя своими соблазнителями любовь и тщеславие,
Но довольно об этом; вы покидаете нашу страну. Мы не увидимся никогда — никогда! Быть может, вы возвратитесь в Париж, но меня уже не будет в живых — n'importe! [394] — я до самого конца не изменю себе. Je mourrai en reine. [395]
Как последнее доказательство того чувства, которое я питала к вам, прилагаю цепочку и кольцо; как о последнем знаке внимания, прошу вас — носите эти безделушки ежедневно в течение полугода, а главное — завтра утром, в течение двух часов, в саду Тюильри. Эта просьба рассмешит вас; она покажется вам ненужной и романической — возможно, так оно и есть; любовь зачастую выражается в причудах, к которым разум относится с презрением. Что удивительного, если я, любя, более других женщин склонна к таким причудам?
Я знаю — вы не откажете в моей просьбе. Прощайте! В этом мире мы никогда уже не встретимся, а в существование другого я не верю. Прощайте.
Е. П.
394
Что за важность (франц).
395
Я умру по-королевски (франц.).
«Какие рассудочные излияния! — подумал я про себя, прочтя это письмо, — и все же в нем как-никак больше чувства и твердости духа, чем можно было предположить у этой особы». Я взял цепочку в руки, она была мальтийской работы, не очень изящна и вообще ничем не примечательна, если не считать волосяного колечка, прикрепленного к ней так прочно, что, пытаясь снять его, я едва не разорвал цепочку.
«Странная просьба, — подумал я, — но ведь и женщина, от которой она исходит, — странная. И поскольку в этом есть нечто интригующее и загадочное, я во всяком случае явлюсь завтра в Тюильри в цепях и оковах».
ГЛАВА XXVIII
Твоя невежливость не заставит меня отказаться от того, что мне приличествует сделать, и раз у тебя храбрости больше, нежели учтивости, я рискну ради тебя жизнью, которую тебе хочется отнять у меня.
Дождавшись часа, когда в саду Тюильри прогуливаются светские люди, я пошел туда. Цепочку и прикрепленное к ней колечко я надел так, что они были на самом виду, и на темном фоне сюртука — я всегда носил темное платье — они выделялись еще резче. Я не пробыл в саду и десяти минут, как заметил, что молодой француз, самое большее лет двадцати, необычайно внимательно разглядывает эти новые знаки отличия. Он проходил мимо меня гораздо чаще, чем этого требовали изгибы аллей, и, наконец, сняв шляпу, вполголоса попросил удостоить его чести доверительно обменяться со мной несколькими словами. Я с первого же взгляда определил, что имею дело с джентльменом, и поэтому, согласясь на его просьбу, удалился с ним под сень деревьев, в более уединенную часть сада.
396
Коттрел, сэр Чарлз (1615–1687?) — английский придворный церемониймейстер и переводчик. «Прославленный роман о Кассандре» (1661) — перевод французского романа Ла Кальпренеда.
— Разрешите мне спросить, — так он начал, — откуда у вас эта цепочка и это кольцо?
Месье, — ответил я, — вы поймете, если я скажу, что это — тайна, которую я, дорожа честью некоей особы, должен свято хранить.
— Сэр, — воскликнул француз, побагровев, — я видел их не раз — короче говоря, они мои!
Я улыбнулся — француз пришел в ярость.
— Oui, monsieur, [397] — продолжал он скороговоркой, сильно повысив голос, — они мои! Я настаиваю на том, чтобы вы либо немедленно вернули их мне, либо силою оружия отстояли свои права на них.
397
Да, месье (франц.).
— На ваше предложение, месье, возможен лишь один ответ, — сказал я. — Я сей же час разыщу кого-нибудь из моих друзей, и он без промедления явится к вам. Разрешите узнать ваш адрес.
Француз, крайне взволнованный, вручил мне свою визитную карточку. Мы раскланялись и разошлись в разные стороны.
Бегло взглянув на карточку, я едва успел прочесть на ней В. d'Azimart, rue de Bourbon, №…, [398] как над моим ухом раздались слова:
Ты узнаешь меня? Ведь ты Алонзо!
398
Барон д'Азимар, улица Бурбон, №… (франц.).