Пелена чувств
Шрифт:
И я её где-то понимаю. Тяжело снова довериться человеку, когда тебе в душу плюнули. Но я же извинился. Объяснил. Я уже всё понял, раскаялся и оценил, какое золото мне досталось.
Одно меня обнадеживает, тогда в «Плакучей иве» она мне в любви призналась. Значит, есть ради чего бороться. Ведь нельзя разлюбить так быстро? Нельзя же?
Женщина мне попалась со стальным стержнем внутри. А с виду такая хрупкая. Едва до плеча мне достаёт. Но нервы мои себе на кулак наматывает изощрённо. Хирург, мать её. Неженки скальпель в руки не берут. Да и бесхребетная клуша мне бы быстро
Силой её не продавить. Упрётся из принципа. И прямо в лоб не получается. Надо «подкоп рыть». Сбить с ног чувствами так, чтобы без меня по ночам также тосковала, как я. Чтобы тянуло ко мне, как пчелу на мёд. Никуда ты с моей орбиты не денешься. Ты в крови у меня, до самого сердца добралась. Сейчас, правда, ощущаю в области печёнки. Но мы это решим.
Есть запасной вариант, что залетела от меня. Не зря же я так старался. Для себя-то я всё решил. Уже школу внукам подбираю. Однако, надежда слабая. Она же врачиха. Ей подстраховаться, как два пальца об асфальт. Если сама не захочет ребёнка, вспотеешь подлавливать.
Остаётся убеждать, что я та самая каменная стена, за которой можно укрыться.
Глава 20
Поздно вечером принимаю звонок от Вани, который сейчас у клиники присматривает за моей Катюшей. Она позже обычного вышла с работы и села в его машину. Ничего не говорит. Ни на что не реагирует. Просто сидит и смотрит в окно. Он в недоумении, что делать.
Бросаю все дела и срываюсь к больнице. Торможу рядом с джипом охранника. Открываю дверцу со стороны Кати, вывожу её за руку из машины Вано, целую в макушку и пересаживаю в свою. Её состояние меня напрягает.
Отхожу в сторону вместе с охранником.
— Рассказывай!
Знаю, что Вано умеет, не нарушая границ, разнюхать все детали ситуации. Наверняка уже медсестёр разболтал. И не ошибся.
— Да, тут родительница одна… три дня нашу Катерину Михайловну окучивала, чтобы операцию её дочке сделала. А Док анализы и результаты обследования её не понравились. — Смотрит Ваня в сторону, сминая в руке сигарету. — Сказала, не потянет малая операцию, сердце не выдержит. А так хоть немного времени, сколько там отмерено, с семьей дома побудет. Мамашка не слушала, всё время, что дочь в больнице на обследовании лежала, проходу нашей Катерине не давала. Завтра выписывать её хотели. А пару часов назад у малявки остановка сердца. Док не откачала. Ну и вот, — кивает на, уставившуюся в одну точку, Катю в моей машине. — Бля! Как она это всё вывозит каждый день, а? Я вроде всего навидался, а самого до сих пор колбасит не по-детски. Это ж врагу не пожелаешь, увидеть, как невинный ребёнок у тебя на глазах умирает.
— На сегодня свободен. Дальше я сам. — Присекаю дальнейшие сантименты Вано.
— Принято.
Сажусь в машину. Поворачиваюсь к Катюше. Она на меня не смотрит. Всё также таращится сквозь окно в никуда.
— Катюш, давай ко мне поедем?
— На дачу к родителям меня отвези, — едва слышно хрипит моё солнце.
— Уверена? Может всё же ко мне?
— Пожалуйста. К родителям. На дачу.
Вздыхаю. Мне больно за неё. И больно от того, что хочет отдалиться
— Хорошо, — сдаюсь я и завожу машину. Привычным жестом кладу её руку себе на бедро.
Через полтора часа доезжаем до дачного домика родителей. Уже поздно. Стемнело. Родители Кати скорее всего давно легли спать.
Поддерживаю Катюшу за талию, помогаю ей зайти в дом. Забираю сумку, снимаю с неё пиджак и обувь. Она молча позволяет мне всё это.
Проходит в гостиную, ложится прямо в юбке и блузке на диван, и укрывается тонким пледом, что висел на спинке.
Наблюдаю за ней. Катя на меня не реагирует.
— Может поешь чего-нибудь? Или выпьешь?
— Нет, — снова тихий хрип.
А меня этот звук по-живому режет. Хочется расхерачить всё вокруг, чтобы её боль облегчить. Позвонить зав. отделению и попросить уволить Катю к чертовой матери, чтобы больше не видеть её такой, чтобы больше ей не пришлось это переживать.
Слышу шаги в глубине дома. Мы не включали свет, поэтому только по очертаниям фигуры догадываюсь, что у входа в комнату стоит Катин отец. Подхожу к нему.
— Не спасла? — Тихо спрашивает он.
— Нет. — Также едва слышно отвечаю я.
— Спасибо, что привёз. Сейчас её лучше не трогать. Завтра она возьмет себя в руки. Пусть поплачет. Мы за ней присмотрим.
— Я здесь останусь, — не спрашиваю, ставлю перед фактом.
Отец Кати внимательно смотрит мне в глаза. Выдерживаю его взгляд. Он, поняв что-то для себя, кивает и тихо информирует:
— Где гостевая комната, ты знаешь. Спокойной ночи. — Тихо разворачивается и уходит.
Я не отвечаю. Снимаю пиджак и галстук. Бросаю их на спинку дивана. А сам устраиваюсь на стуле у стены рядом со входом в комнату. Вытягиваю ноги. Скрещиваю руки на груди, и, упираясь затылком в стену, закрываю глаза, пытаясь расслабиться.
Через некоторое время слышу шуршащие шаги собаки, в комнату заходит Снежка. Обнюхивает меня, идёт к дивану и, запрыгнув на него, устраивается рядом с Катей. Она вытаскивает руку из-под пледа, обнимает Снежку и начинает всхлипывать. А собака смирно лежит рядом, позволяя себя обнимать.
Мои внутренности скручивает в узел от слёз любимой. Но я молча продолжаю сидеть на стуле и ждать.
Мне просто нужно быть рядом. Если не обнимать, то хотя бы видеть её. Иначе я как зверь в клетке буду ходить всю ночь, переживая за неё. Эмоции внутри превращают кровь в кипяток. Руки сами сжимаются в кулаки.
Моё тело подсознательно готово разорвать врага, который посмел обидеть любимую женщину. Я пытаюсь усмирить инстинкты, головой понимая, что никто не виноват. Это надо как-то пережить.
Но для себя понимаю, будь сейчас рядом тот же Вано, я бы набил ему морду, просто потому что не уберёг, просто чтобы выпустить пар и не сорваться. Глупо, беспочвенно — понимаю. Но сейчас я не уверен, что смог бы сдержаться. И даже рад, что отпустил охранника.
Получается взять свои эмоции под контроль только после того, как Катя перестаёт плакать и затихает, провалившись в сон.