Пелена
Шрифт:
Чайник щёлкнув отключился, и капитан мысленно поблагодарил его за это вмешательство в разговор. Поднявшись, он налил воды себе, затем Денису. Сахар, чай, банка кофе и даже пакетик печенья нашлись на полке в шкафу. Некоторое время они сосредоточенно стучали ложками, размешивая содержимое кружек, затем простучав ботинками по коридору, к ним присоединился третий сотрапезник. Мешки под глазами, общий похмельный вид, небритость и мятая полицейская форма, в которой он по всей видимости спал, создавали уверенный преступный телевизионный образ. Сам Воронцов на ночь верхнюю одежду снимал и сейчас выглядел вполне нормально, сильно жалея лишь об
Пили чай, хрустели застарелыми печеньками, глядя в окно. Когда молчание стало давить даже сильнее чем стена серой мути за окном, Воронцов не выдержал:
— Какие планы, камрады? У кого какие мысли, идеи?
Николай вяло пожал плечами, но это была не просто реакция, это был почти диалог, а потому Воронцов клещом вцепился в глаза товарища, повторил добавив в голос чуть больше настойчивости:
— Какие у нас планы, чем будем заниматься? Нельзя же сидеть тут запершись, в конце концов, мы — полиция.
— Не думаю, что нынешние проблемы находятся в нашей юрисдикции, — Денис глядя в окно, поводил рукой в воздухе, — начиная с вот этой гадости, что висит в воздухе, и заканчивая странными зверьми, которые бродят по городу.
— Что за гадость? — Воронцов подошёл к окну, зашарил взглядом по смутно различимым коробкам домов через дорогу. — Где висит?
— Да я про смог этот серый.
— А… Только почему смог? Туман, по-моему, хотя и странный. И вонючий.
— Да нифига. Как себя ведут зеркала машины в тумане знаешь? Так я скажу тебе: они потеют.
— Не всегда…
— Почти всегда. Да и вообще, туман — это вроде как водяная взвесь, распылённая в воздухе.
— Твои познания, несомненно велики, — цокнул языком капитан.
— Так вот, в опустившейся на нас серости зеркала и окна машин не потеют, да и вообще, не ощущается влажность, когда дышишь, — не смутился Денис. — А значит, это смог, то есть результат горения неких химических веществ. Очень странных, скажу я вам. Вы просто не видели, что там внутри творится, в этой пелене.
Воронцов вдруг вспомнил слова пропавшего экипажа ДПС, который вчера при нём въехал в серую стену, неожиданно вставшую поперёк дороги. Неужели это произошло только вчера?! Кажется, что минуло много лет…
— Всё искажается, да? Окружающие предметы то отдаляются, то приближаются?
— Точно! И плывёт всё вокруг, кривится, очень странно и неприятно наблюдать. Тоже видел?
— По рации докладывали…
Кольнуло воспоминание: вот он понимает, что машина сопровождения слишком давно не выходит на связь и не выезжает из серой пелены, вот он пытается дозвониться до них, вызывает раз за разом и всё безрезультатно. Видимо что-то такое промелькнуло на лице, потому что Денис не стал развивать тему разговора.
— Я предлагаю проехаться по городу, — Николай даже не сказал, а словно кашлянул этой фразой, заставив товарищей вздрогнуть. — Ден, твоя машина на ходу? Помятая сильно с виду.
— Плохо всё с ней, — печально закивал полицейский. — Передняя левая колонка перестала работать, с тех пор, как меня вчера хрень какая-то стукнула. Или это я её стукнул? — задумался он. — Ну а в остальном проблем нет, мой боевой конь на ходу и готов к боевому дежурству.
— Даже не знаю, сможем ли передвигаться на таком транспорте, — Воронцов хмыкнул. — Без левой то передней колонки. Надо пробовать, по-другому не скажу. Парни, нам бы заскочить в одно место, вы не против? — Воронцов вновь подумал о Гале.
— Надо —
Порой молчание говорит много больше, чем тысяча слов. Слова лживы, слова не всегда отражают истинные чувства и мысли человека, они несут лишь то, что он пожелал озвучить для окружающих. А когда ты едешь в машине по мёртвому, одновременно родному и чужому городу, и сидящая рядом девушка смотрит на тебя и молчит, в действительности произносится многое-многое, такое, что вслух они выразить пока не решаются.
Сидя на привычном месте, на переднем пассажирском сидении, Катя прижимала к себе Оленьку. Девочка, ещё вчера болтливая, сегодня вдруг превратилась в молчунью, а заметив первое тело, мимо которого они проехали, и вовсе зажмурила глазки и спрятала лицо на груди своей тёти. В итоге, она кажется задремала, оставив Максима наедине с подругой. Нет, конечно ещё имелись бабушка-соседка и Люба, сидящие на заднем сидении, но сейчас женщины словно выпали из пространства медленно едущей машины, и имелись лишь двое — он и она…
«Следи за дорогой, — напомнил себе Максим и попытался сосредоточиться. — Следи за окружающим пространством!»
Руки двигались совершенно самостоятельно: исправно переключали передачи, крутили руль, объезжая стоящие там и сям брошенные авто. Ноги давили на педали и ослабляли нажим, когда это было необходимо, разгоняя машину и притормаживая там, где это было необходимо. Глаза работали, они сканировали окружающий пейзаж, непрерывно отправляя в мозг отчёты: всё спокойно, но серая пелена ограничивает видимость, расслабляться нельзя. А вот мозг работать отказывался. Возможно это был своеобразный отходняк после пережитых треволнений, возможно сказывалось то, что Катя положила свою руку на его ладонь, но сконцентрироваться никак не удавалось, и Максим ехал в некой эйфории, бросая взгляды на подругу и ловя ответные.
«Я тебя люблю»
«Я тебя люблю»
«Спасибо, что ты пошёл со мной…»
«Ради тебя я готов на большее…»
И ещё, и многое-много другое. И как-же много слов может быть сказано в тишине, одними лишь взглядами…
Полицейскую машину, помятую, с расколотыми проблесковыми маячками и выбитым стеклом на водительской двери, они встретили на одном из перекрёстков. Тут Максиму пришлось сбросить скорость, а затем и вовсе вжать педаль тормоза, разрушив идиллию их с Катей обмена взглядами. Люба подалась вперёд, вытянула шею, без лишних вопросов поняв причину остановки: поперёк дороги лежал на боку огромный белый автобус. Улица в этой части города сужалась, прижимая тротуар и проезжую часть друг к другу, оттого места для объезда возникшего препятствия осталось совсем немного, и оно уже было занято чьей-то брошенной машиной.
— Кто знает эту часть города? — Максим оглянулся на пассажирок, сидящих позади, почему-то не сомневаясь, что престарелая соседка Кати ответит. — Я тут плохо ориентируюсь, как нам лучше объехать этот затор?
— У полицейских спроси, — голос бабушки, сварливый и недоверчивый с самого начала их пути, изменился, увиденное на улицах мягко говоря шокировало её. — Они всяко знать должны.
— Каких ещё полицейских, бабуль… — Максим осёкся. Лишь сейчас он вдруг обнаружил, что мятая полицейская колымага, скромно стоящая на обочине, спрятавшись в низко свисающей кроне дерева, не пуста и из неё за ними наблюдает парень в форме.