Пентакль
Шрифт:
– Не знаю, как вы, – Джульетта снова обвела их лихорадочно-влажными глазами, – но я давно понимаю, что моя жизнь…
И она замолчала, безнадежно махнув рукой.
Стало тихо. В этой тишине стенки сделали еще один микроскопический шаг вперед, изогнулись сильнее. Упала щепотка бетонной пыли.
Доцент подумал, что кашель – ерунда. Гораздо хуже усталость, наваливающаяся на плечи в первую минуту после подъема. А утро наступает с каждым днем все быстрее, но не приносит ни отдыха,
Эскулап подумал о красном «Мускате», который ждет в баре с весны и уже, наверное, не дождется. Ну и что? «Мускатом» не вылечить застарелую скуку и не остановить беличье колесо, в котором от скорости сливаются ступеньки-перекладины, сливаются и пропадают из виду, и потому легко поддаться иллюзии, что ты свободен.
Аптекарь подумал о Фармакадемии, о синтезе, и о завлабе, и о совсем другой жизни, которая рисовалась перед ним, когда он был мальчишкой и впервые варил слезогонку. И о том, что выход активного вещества не зря застопорился на цифре тринадцать – это ведьмино число…
О чем подумал Сэнсей, так никто и не узнал. Известно только, что, проведя две минуты в глубокой сосредоточенности, он напружинился, будто готовясь пробивать бетон собственным телом, схватил за плечи Доцента и закричал:
– Выход! Все быстренько ищем выход! Что там еще про пентакли?!
– Талисман, символизирующий радость жизни, – похоронным голосом признался Доцент. – Магический знак Соломона, помогает найти в жизни смысл. Избавляет от депрессии и страха перед неизвестностью…
– То, что надо, – заметил Аптекарь, оглядев смыкающиеся стены.
– Важнейший символ для привлечения добра и света. Дает защиту от колдовства, заклинаний и нападения темных сил… – проговорил Доцент. И вдруг, безо всякого перехода, запел: – Темные силы мяту-утся, ветер нам дует в лицо, за счастье народное бьются отряды рабочих бойцов!
– Тогда чего мы ждем? – просто спросила Джульетта. – Давайте… привлекать добро и свет!
Они стали в круг, почти упираясь спинами в бетонные стены, и взялись за руки. Эскулап оказался между Джульеттой и Доцентом, а Сэнсей – между Аптекарем и Джульеттой. Сжимая ладони соседей, они подняли руки вперед и в стороны, как парашютисты, складывающие «звездочку» в свободном падении.
– Парашютистам хорошо, – дрожащим голосом сказала Джульетта. – Им только за кольцо дернуть – и уже не падаешь…
– В большинстве процентов случаев, – покладисто подтвердил Доцент.
– Думаем о хорошем! – энергично предложил Сэнсей. – Вместе! Поехали!
Снова стало тихо. Неприятно теплые стенки уперлись в спины. Сэнсей оказался в створке двери, лопатками чувствуя кирпичную кладку.
– Не помогает ваш пентакль, – заметил Аптекарь.
– Расслабьтесь! – приказал Эскулап. – Закройте глаза! Представьте себе поле, рассвет, капельки росы на стебельках травы…
Показалось –
– Давайте! – завопил Эскулап воодушевленно. – Представьте море… Теплые волны… Теплый песок…
– Медузы… – простонала Джульетта, и стены сдвинулись плотнее.
Сэнсей прямо-таки увидел внутренним взором, как мастер Фынь Крученик-младший лезет вверх по колодцу, упираясь в стенки наподобие человека-паука. Не оглядываясь, лягнул кирпичную кладку. Ничего не изменилось, только боль в лодыжке усилилась.
– О хорошем! – надрывался Эскулап. – О счастливом! Привлекайте на нашу сторону добро и свет! Небо, солнце, золотистые закатные лучи…
– Куча денег, – пробормотала Джульетта. – Не подумать ли нам, каждому, о десятке-другом тысяч долларов?
– Не подумать! – рявкнул Эскулап. – О возвышенном, о духовном!
– О давно ушедшей молодости, – ухмыльнулся Доцент.
– Вы не стараетесь, – упрекнул его Эскулап. – Пентакль, между прочим, ваша идея!
– Белый Бим Черное Ухо, – отозвался Доцент, глядя через плечо Сэнсея на замурованную дверь. – Есть двери, которые не открываются.
– Давайте помолимся, – предложила Джульетта.
– Что? – спросил Эскулап и вдруг побледнел до синевы. Он и прежде не был румян – но теперь и вовсе перешел в черно-белое изображение, будто картинка на гаснущем экране монитора.
– Помолимся, – робко предложила Джульетта. – Я имела в виду, что…
– Нет! – Эскулап смотрел, не отрываясь, на Доцента. – Бим… Я же собаку утром не выводил!
Он вытянул вперед руки, сжимая ладонь Джульетты так, что дамочка пискнула, и руку Доцента, который молча попытался высвободиться, но не смог. По цепи из пяти звеньев пробежала ощутимая дрожь.
– Собаку?! – выкрикнула Джульетта. – У меня дочь вечером приедет от бабушки – без ключей!
Дрожь в цепи сделалась сильнее.
– Иудеи и христиане, – пробормотал Доцент себе под нос, – считали пентакль первой из Семи Печатей, которые представляли собой тайное имя Бога…
Пять замков из крепко сжатых ладоней дрожали и почти соприкасались.
– Путеводи меня в правде своей, – сказал Аптекарь неожиданно для себя.
– Что?!
Аптекарь не ответил. Он смотрел на Джульетту. Она вдруг оказалась очень высокой – на полголовы выше мужчин.
Эскулап, Доцент и Сэнсей разом глянули сперва вниз и почти сразу – вверх. Ноги Джульетты в открытых туфлях не касались битого кирпича. Джульетта медленно, как величавый дирижабль, поднималась к небу, увлекая за собой Эскулапа и Доцента.
Сэнсей подпрыгнул и завис в воздухе. Аптекарь опередил его на долю секунды. Держась за руки, они поднимались все выше, скользили мимо серые стенки колодца, и где-то на темном дне осталась замурованная дверь – из тех, что не открываются.