Пентакль
Шрифт:
И скалится, скалится! Рядом с ним другой, поменьше и пожиже, вроде как Бесок. Тоже зубы кажет. И ведь что интересно? Лица как лица, знакомые даже. Видел я Бесовище в райкоме нашем, не раз видел! Но почудилось: не лица – рыла свиные под ушами острыми, собачьими. То ли лампы керосиновые тому виной, то ли страх мой, в душу въевшийся…
Третьего, что впустил в хату, разглядеть не успел. Провел он меня – и назад к двери вернулся. Не иначе разводящим в бесовском кагале служит.
– Дело, дело говори! – Бесовище торопит. – У нас и без тебя,
И на стол кивает. Поглядел я туда… Эхма! Вот она, беглянка моя родимая, печать с ручкой деревянной, полированной. Лежит себе на тарелке с синей каймой, словно к ужину приготовленная. Не одна лежит – рядом с пачкой червонцев, что я только что бесу-разводящему в лапу сунул.
А если подумать, то и вправду к ужину. Только ужинать мною собрались.
– Доказательства вещественные налицо, – скалит клыки Бесок, ближе подскакивая. – Сам признание в польском шпионаже и в замысле на террор напишешь – или продиктовать по буквам?
– А может, по хребту поленом? – Бесовище поганое хохочет. Молчу, хоть и страшно до колик. Пояснил мне кум: обычай у них такой, у бесов. Вначале пугать да грозить, а если на попятную не пойдешь, тогда и о деле начинать. Так и вышло. Отсмеялось Бесовище, губы свои толстые рукавом вытерло.
– Зачем писать-то? Нам в том интересу нет. Что деньги принес, хвалю, только червонцы твои все одно наши. Ты про них рассказывать не станешь, лишний срок наматывать, а мы за здоровье твое хилое выпьем. Но не поможет, ой не поможет!
И вновь скалится, но уже не смеется. Видать, к делу близко.
– Вот чего, вражина дурная, – встревает Бесок. – Денег у нас достаточно – и шпионов хватает, не один ты такой оказался. Нам теперь все подвластны, даже товарища Химерного можно не бояться. Тьфу на него! А потому иной у нас интерес. Повеселиться бы от души, вечер убить. Тебе тоже, шпиону польскому и японскому, спешить в подвал наш не резон. А потому сыграем-ка в рулетку. Настоящей у нас нет, не Монте-Карло…
– …А Монте-Карловка. – Бесовище подмигивает. – Иные у нас рулетки. Помнишь, как на деникинских фронтах господа офицеры барабан револьверный у виска крутили, счастье испытывали? А мы еще затейливее устроим. Врага народа Гоголя читал – про то, как один дурень в карты шапку отыгрывал?
Пожал я плечами. Читал я, конечно, нашего Николая Васильевича, только не врага же!
– Врага, врага! – хмыкает Бесок на самое ухо. – Ох и много материала мы на Гоголя собрали! Жаль, помер, достать пока не можем. Ну, дай срок, мы ему тоже… срок обеспечим – в лагере исправительно-трудовом. До Страшного Суда!
Холодно мне стало. Хоть и шутит бес, а верится. Такие и на том свете достанут!
– В карты – это прежде было, – Бесовище гудит. – А мы в веселую рулетку сыграем. Анекдоты любишь?
– Кто же анекдоты не любит? – вновь Бесок встревает, лапу мне на плечо кладет. – Какой анекдот ты на прошлый Первомай начальнику МТС рассказывал, а? Приятно вспомнить!
– Большая у нас коллекция! – соглашается Бесовище. – Второй лагерь наполняем. Знаешь этот анекдот, козаче? А потому такая у нас Монте-Карловка выйдет. Мы друг другу анекдоты рассказывать станем – политические, настоящие. Кто первый засмеется, тот и проиграл. Мы проиграем – печать тебе, дурню, отдаем и на все четыре стороны отпускаем. Гуляй – пока! А проиграешь – уж не обессудь. Здесь же за столом признание напишешь. И анекдоты политические про вождей наших и про партию родную в том признании первым пунктом пойдут. По рукам?
– По рукам!
Выдохнул, не думая даже. Что за казак без анекдота? Помнил я их целый товарный вагон с тележкой в придачу. А вот смеяться мне не с руки. Какой уж смех в пекле?
– Если по рукам… – наклонился вперед Бесовище, зенками своими царапнул. – Смейся тогда… Вызывает товарищ Сталин к себе врага народа Радека, да и говорит: «Ты чего про меня, вождя, политические анекдоты придумываешь?» А тот ему…
Даже не улыбнулся я, дослушав. Такую древность рассказывать! Кивнул – и в ответ:
– Приходит сумасшедший в ресторан и – официанту: «Мне столик на двоих». Тот: почему, мол? А он: «У меня раздвоение личности, я – Каменев и…»
Не дрогнули, не моргнули. Оно и понятно, старый анекдот, прошлогодний.
– По радио сообщают, что в республике Испанской, где война сейчас идет, взят Теруэль, – Бесок вступает. – А наши спрашивают…
И это знаю, не улыбаюсь. Чего смешного? Разумно спрашивают: жену Теруэля тоже взяли? А вот я им сейчас!..
– Троцкий и Гитлер пошли как-то в ресторан…
И – поехало! Они мне про Калинина и балерину, я – про Енукидзе и секретаршу. Они про Ворошилова, я про Тухачевского, они про Молотова, я про Бухарина. Не умолкаем, крутим рулетку дальше. Но – не смеемся, хоть и смешные анекдоты попадаются. Измаялись, повторяться стали, однако не сдаемся, потому как они, бесы поганые, в самый кураж вошли, мне же сдаваться – и вовсе не с руки. И замысел у нас, видать, одинаков – самое смешное под конец припасаем. Сначала три старых анекдота, чтобы враг бдительность потерял, а следом – новенький самый. И точно, чуть не дрогнул я, чуть не рассмеялся, когда услышал, как товарищ Сталин всем спокойной ночи желает. Скрипнул зубами. Ладно!
– Совсем старый анекдот расскажу, – улыбаюсь. – Только переделанный, не смешной вовсе. Привозят человека безвинного к вам в пекло, в кабинете под лампу сажают, а он и просит: «Отпустите!» Вы ему: «Не можем!» А он снова: «Отпустите!» Вы снова: «Не можем!» А он: «А вы попытайтесь! Ведь попытка – не пытка. Не правда ли, товарищ Химерный?»
Переглянулись бесы ошалело, моргнули. А потом как грянут! С бульканьем, с присвистом, с подвыванием. Хохочут, пальцами у виска крутят, языки мерзкие свои кажут. А я сижу, ногу за ногу закинул. Вот вам!