Пенталогия «Хвак»

Санчес О.

— Гвоздик, Гвоздик, помнишь? А? Море…

Нет, Гвоздик, похоже, не помнил, но это не мешало ему в две головы радоваться вместе с хозяином. Вот он подпрыгнул, пытаясь в могучем прыжке дотянуться до пролетающего птера, но тот лишь ответил насмешливым карканьем и полетел дальше.

— Я же запретил тебе охотиться без команды, неслух. В следующий раз уши надеру, не пожалею! Вот навернешься в овраг, тогда узнаешь как прыгать где ни попадя… Бери лучше пример с Черники, Черника у нас молодец, смышленая, опрятная, осторожная, серьезная.

Черничка захихикала на свой лошадиный манер и тотчас же попыталась споткнуться…

Эх, сегодня бы скакать и скакать во весь мах, и тогда к вечеру можно было бы успеть добраться

до трактира «Побережье», который и был целью всего путешествия… Так уж захотелось Лину увидеть родные места, где прошла первая часть детских его зим и весен… Узнают ли они его?.. А он их?.. Может, спуститься к берегу, да искупаться? Нет, и еще раз нет! Наметил он себе: первый раз искупаться не с «трактирного» берега, значит, именно это и будет. Как Снег пишет в своем свитке: «Принять положенное, вкусить заслуженное, постичь доступное и мечтать о невозможном!» Он будет вкушать заслуженное на том берегу, где он плавать учился, и никаких послаблений!

— Всем привал. Чери, тебе, крошка, обед из двух блюд: вот остатки овса в торбочку, а когда смолотишь — мы торбочку уберем и пошлем тебя на травку. Расседлываем… А ты, чудовище, постарайся хотя бы на солнцепеке побыть смирным и серьезным. На тебе, грызи, урчи… Да, друзья мои, да… Вам обоим — из лужицы, и никак иначе, та вода морская — очень уж солона, не сможете вы ее пить. А мою — я не дам. Во-первых, вам ее мало будет, а во-вторых, приличные люди из луж не пьют, разве когда жажда настигнет.

Лин проворно собрал по кустам охапку некрупного сушняка, выбрал место для будущего костра. Жара, не жара — огонь обязателен. Проковырять кинжалом дырки для рогулек под поперечину, чтобы было на чем воду вскипятить — это дело пустяковое и быстрое, возжечь пламя — еще проще. Лин воровато оглянулся… и рассмеялся: за две недели все не привыкнуть, что Снег далеко, что некому корить да стыдить, тем более что он уже — взрослый!.. Лин свел ладони вместе, задержал дыхание и резко, с выдохом, вывернул ладони в сторону хвороста. Хлопок! — и огонь уже вовсю лижет высохшие до каменного звона веточки. Снег не одобряет Лина за то, что тот ленится делать простую человеческую работу без помощи мелких магических приспособлений, а Лин считает, что в Снеге говорит… не косность, конечно же, но… возраст… приверженность старому обычаю… Заклинание огня в быту ничем не хуже кремня и трута, даже быстрее, да и сил почти никаких не отнимает. Сам же учил, что вечными бывают только перемены. Сейчас они отдохнут, спокойно жару переждут, потом до заката еще небольшой переход совершат, потом вечерний привал и сон, с утра уже — в дорогу, чтобы к полудню им на месте быть! Зиэль тогда с запада пришел, а они встречным путем, сначала с юга к северу, а потом поперек: с востока на запад.

О, как хотелось Лину затянуть песню о солдате, идущем с войны, голосом хриплым и небрежным, так, чтобы трактирные обитатели издалека услышали: воин приближается, слегка усталый, голодный и веселый, весь в пыли, могучий, обвешанный оружием с головы до ног… Нельзя, он же не воин еще. Да, не воин: учебные бои со Снегом — не в счет, стычка с двумя разбойниками на зимней охоте — также не в счет, потому что одного мгновенно задрал Гвоздик, а с другим тоже оказалось запросто справиться, он и топор-то как следует в руках держать не умел… Снег решительно против, чтобы Лин поступал в наемники, и Лина это огорчает, ибо у него и в мыслях нет — ослушаться наставника… Но тогда — что?.. Молодость не вечна, он должен успеть свершить что-то своими силами… Вот эта ель, вот этот камень! Когда-то, будучи совсем маленьким мальчиком, он приходил сюда, к «границе своих владений», и мечтал… буйно, о многом… Лин шмыгнул носом, смущенный тем, что эти наивные глупые мечтания принадлежали ему самому, и хотя никто не слышит его мыслей и воспоминаний. Теперь-то он взрослый и опытный! Вот, если бы удалось

встретить в пути, хотя бы здесь, у камня, раненого рыцаря, и помочь ему… лучше всего в бою… И он бы оказался не просто рыцарем, а… Его Величеством, тайно путешествующим по своим бескрайним владениям… И тогда Его Величество взял бы его к себе на службу и посвятил бы в рыцари! Пусть не сразу… Или хотя бы — пусть не Император — пусть Главнокомандующий имперскими войсками… И он бы взял его к себе в оруженосцы, а через несколько битв — посвятил бы в рыцари… И тогда бы он стал странствующим рыцарем, и разыскал бы Уфину… где угодно… в Шихане, в Океании, на краю света…

— Гвоздик… Спаси тебя боги, если ты попытаешься не то, что прыгнуть — хотя бы поглядеть в сторону чужих уток и свиней… Я не шучу!

Маленькая голова на конце хвоста шустро закачалась из сторону в сторону и высунула крохотный язык: все в порядке, дорогой хозяин! Мы будем тихие-претихие, скромные-прескромные, смирные-пресмирные… Но веселые.

— Ну, смотри… — Лин приподнял повыше брови и почти сразу же нашел в памяти подходящую к случаю строку из любимого рыцарского романа: «Я тебе вверяю большее, нежели мою жизнь, а именно — рыцарскую честь!» Не подведи же меня, дракошко двуглавое, не опозорь перед обществом.

Общество в трактире «Побережье» оказалось невелико: четверо человек трактирной обслуги, две семьи постояльцев — две бездетные пары, заночевавшие в трактире по пути на восток, да молчаливый прохожий средних лет, по виду и повадкам либо мытарь, либо приказчик купеческого дома. Одинокий путник уже расплачивался с хозяином за съеденное и выспанное, он только ощупал внимательным взором новых гостей, особо задержался на охи-охи, но вступать в разговор не стал, так и пошел прочь со двора, ведя в поводу мула с небольшой поклажей.

— Чего изволите, юный господин? Обед, кров, кубок вина для утоления жажды, пищу для ваших… Н-не бросится?..

— Пообедаю, пожалуй. И отдохну немножко, так что приготовьте мне комнату. Может, и переночую. Он не тронет, я ему приказал. Если нашалит чего — я уплачу, но ручаюсь, что хлопот он вам не доставит, ни он, ни мы с Черникой.

— Как будет вам угодно, молодой господин! Позволено ли будет спросить — далеко ли путь держите?

Лин замялся: мало того, что нет у него опыта общения с посторонними людьми, так он еще и врать не умеет. Мотону обманывать скучно, очень уж проста и доверчива… и добра… он ведь не Гвоздик, чтобы этим пользоваться… А Снега обхитрить… Трудно, хотя и можно, да вот только стыд потом глаза ест не хуже дыма, вне зависимости от того — вскрылся обман, либо успешным удался…

— Нет, я тут… неподалеку встречу назначал, а теперь пора в обратный путь, вот я и подумал отдохнуть, да помыться, да искупаться… Переночую, пожалуй. Я решил.

— И совершенно верно решили! Лучшей утки на вертеле вы не пробовали в своей жизни, уж я вас уверяю! Нюха, прими коня у господина! А винца? Беленькое, холодненькое…

— Вода есть? Молоко скисшее?

— И то, и другое. Прикажете подать?

— Да, сюда, прямо на улицу, под зонтик. И себе налейте стаканчик вашего самого лучшего вина, если вы не против беседы, конечно?

— Безусловно! Я молнией, туда и обратно! Бегу… И… уточку прикажете?

— Прикажу. А пока рыбца. Маленького. И водички с ледника.

Как ни летал хозяин молнией, готовя для гостя холодное скисшее молоко и рыбца, однако Лин успел за это время расседлать Чернику, дать наставления трактирному служке и наперед, для устойчивой памяти, натрепать как следует чешуйчатое ухо.

— Смотри у меня… рассержусь.

Вроде бы проникся Гвоздик, но пасть все равно легкомысленно распахнута от уха до уха. Каждый клык — в мизинец. Непривычных, мирных людей это несколько пугает, но уж тут ничего не поделаешь: если Гвоздику и улыбаться запретить — что это будет за жизнь у бедного зайчика?