Пентхаус
Шрифт:
Жорик кивает большой головой:
— Он был занят. Правда, доктор?
— Я не мог позвонить, — говорю я. — Мне нельзя выходить на связь. Я…
— Может, тебя расстегнуть? — перебивает Жорик. — Ты не будешь на людей бросаться? Вовчик мне рассказывал, как тебя ночью колбасило. Еле справился с тобой.
Он приближается. От него пахнет дорогим парфюмом. Мы смотрим друг другу в глаза.
Я облизываю сухие губы. Я ответил бы что-нибудь, если бы под креслом (я знаю)
А еще у меня, кажется, сломан зуб.
— Пожалуй, не нужно спешить, — размышляет Жорик вслух. — Наш доктор утомился за ночь. Вредно ему так много работать, — оборачивается Жорик к Маринке. — Совершенно теряет человеческий облик. А что он тут вытворял на прошлой неделе, это просто не передать.
Я вцепляюсь пальцами в поручни.
— Ты зря так, Георгий, — шепчу я еле слышно.
— Он опять недоволен, — удивляется Жорик. — Вон какой вискарь пьет. А всё недоволен.
— Маринка, не слушай его, — прошу я. — Я больше на него не работаю. Хватит мне этого… дерьма…
— И верно, хватит, — с удовольствием говорит Жорик. — Пора нашему Артему в отпуск. Отдохнуть, успокоиться. Печень подлечить. Устроить тебя в санаторий?
Я снова гляжу ему в глаза. Он улыбается одними губами.
— Я же про тебя все знаю, — говорю я. — Я же всё видел. Ты бешеный зверь. Ты же больной на всю голову.
— Остынь, доктор. — Жорик кладет жирную лапу мне на плечо. — Если кто тут и бешеный, так это ты. Хорошо еще, привязать вовремя успели… Ну что ты там видел? У тебя уже галлюцинации?
Он улыбается. А сам легонько, двумя пальцами трогает меня за подбородок. Гладит по шее. Перед глазами у меня вертятся огненные колеса. Если он нажмет чуть сильнее, я потеряю сознание.
Но он отступается. Ласково похлопывает меня по щеке.
— Тебе романы писать нужно, — говорит он мне. — Про шпионов. С твоей-то фантазией.
Я глотаю ртом воздух, как рыба на песке. Но Георгий Константинович больше не обращает на меня внимания. Присаживается на край стола. Протягивает руку, и Маринка послушно делает шаг навстречу. Словно дочка к любимому папе.
— Ну, не бойся, — говорит он. — Иди сюда, киска.
Его светлый льняной пиджак от Cortigiani слегка помят и от этого смотрится еще дороже. Маринка нерешительно кладет ладонь ему на колено. У нее длинные пальцы с перламутровыми ноготками. Хороший лак, и маникюр сделан красиво.
Жорик накрывает ее ладошку своей, тяжелой.
— Теперь все будет хорошо, — шепчет он ей на ухо. — Не бойся, в интернат я тебя не верну… или хочешь, съездим с девчонками
— Нет, — отвечает Маринка.
— Вот и славно. Ты просто умница. И ты такая красивая. Сделаем тебе загранпаспорт, поедем жить в Испанию. Хочешь в Испанию?
— Да, — отвечает она.
Все это время я тщетно пробую вырваться.
— М-маринка…
Она оглядывается. Ее глаза поблескивают из-под аккуратно подстриженной челки.
— Ты же не можешь так.
Георгий Константинович легонько придерживает ее за руку. Она высвобождается. Приглаживает волосы. Я так любил этот ее жест.
— Прости, Артем, — говорит она. — Ты знаешь… я больше не верю тебе. Раньше верила, а теперь нет.
— Маринка. Всё совсем не так, как ты думаешь. Послушай меня, пожалуйста…
Маринка грустно улыбается.
— Я хотела на тебя посмотреть, — говорит она. — Но слушать тебя я больше не хочу.
Георгий Константинович пожимает плечами и обращает взоры к небу — вернее сказать, к низкому потолку этого гребаного подвала. В этот момент я понимаю кое-что еще.
— Это же театр, — вдруг вырывается у меня. — Ты же все подстроил с самого начала. Ты же меня подставил, сволочь, маньяк вонючий…
— Не груби, доктор, — холодно говорит Жорик. — Премии не получишь.
— Ты же маньяк. Расскажи, что стало с теми девчонками… расскажи хоть раз всё до конца.
Жорик медленно переводит взгляд на меня, и дрожь пробегает по моему телу.
— Не пугай девушку, — произносит он вдруг. — Она и так натерпелась. Заткнись… если хочешь, чтобы тебя хоть немножко уважали.
Я гляжу на него расширенными глазами. Дрожь не унимается. Язык отказывается мне служить, и слова застряли в горле.
— Пойдем, котенок, — зовет он Маринку. — У нашего Артема уже бред начался. Лучше его не слушать, а то потом не заснешь. Мы его пробовали успокоить, но, как видишь, не получилось.
— Стой, — говорю я и сам удивляюсь своим словам. — Стой. Не трогай ее. Ты сволочь и убийца. Но Маринку ты пальцем не тронешь.
Жорик задерживается в дверях.
— За такие предъявы обычно отвечают, — произносит он сквозь зубы. — Но с алкоголика что взять. Может, Лиду позвать, пусть тебе капельницу поставит?
— Лиду? — ужасаюсь я. — Лиду?
— А что такого?
Мои мысли путаются. Зубы стучат. Неужели я и вправду…
— Так я позову, — говорит Жорик.
А вот и Лидка входит, в своем порнушном белоснежном халатике. Она улыбается.
— Вы не обижайтесь, Артем, — говорит она. — Вы ведь клинику закрыли. А сейчас сами знаете, как работу трудно найти. Вот я и подумала…