Пепел богов. Трилогия
Шрифт:
Хилан
Из-за снега, залепившего стены и башни Хилана, забившего резьбу в известняке и мраморе, заполнившего ров, повисшего на куполах дворцов и замка иши, камень столицы Текана вдруг показался путникам желтым и серым, да и сам город уже не выглядел огромным дворцом, поднятым мудрой рукой правителя на вечное празднование величия и единства двенадцати кланов. Нет, теперь он казался севшим в тумане на мель на излучине Хапы старым каменным кораблем. Правда, самой Хапы не было видно. И неба, затянутого тучами, не было видно, но не из-за туч, а из-за снега, который продолжал падать и падать,
Двое, появившиеся в снежной круговерти в том самом месте, где еще неделю назад лежала дорога на Намешу, и сами были залеплены снегом так, что, стряхивая его, можно было натрясти приличный сугроб. И лошади их были залеплены снегом, но продолжали двигаться вперед, потому как относились к породе гиенских лошадок, которые готовы были идти по снегу до тех пор, пока брюхо не начинало вязнуть в сугробе, но и тогда пытались плыть по снегу, как по воде. Однако, не доходя до главных ворот, возле которых несколько трудяг старательно махали деревянными лопатами, двое замерли, прислушиваясь к перезвону часов сразу на нескольких хиланских башнях, потом повернули к слободкам, миновали сразу несколько крепких бревенчатых постоялых дворов, свернули к Хапе, пробили дорогу по совсем уж глубокому сугробу к заокраинной улочке и наконец остановились у высокой деревянной ограды. Всадник, оказавшийся Каем, пронзительно свистнул, где-то хлопнула дверь, блеснул свет, пахнуло тушеным мясом с капустой, заскрипела воротина, с трудом сдвигая наметенный сугроб на половину локтя, и хриплым голосом, привыкшим отдавать приказы, гаркнули:
— Кого Пустота принесла в этакую непогодь? Что значит — своих? А ну-ка, держи лопату да отгребай наметенное, сейчас и посмотрим, что там за свои!
Не прошло и пяти минут, как уже лошади отогревались в теплой конюшне, а Кай и Каттими сидели за столом напротив седого и обрюзгшего старшины Эппа, уплетали тушеную капусту, куски пирога с брусникой, запивали все это горячее великолепие клюквенным киселем и благодарили заботливую хиланскую хозяйку по имени Арава, которую Эпп представлял с немалой гордостью — мало того что обзавелся на старости лет и стряпухой, и добрым другом, так еще и такую красавицу отыскал, что и молодые косятся.
— Да ладно тебе, — укоризненно улыбалась в ответ на его славословия румяная хиланка и румянилась ярче прежнего.
Однако разговор становился все тише и тише, хотя Эпп и уверил собеседников, что самый надежный хиланский ловчий не идет ни в какое сравнение с его Аравой, но кричать о том, что происходило в Текане, не следовало. Понятно, что Кай говорил старику не все, но главное, для него главное, не утаивал. Впрочем, кое-что Эпп уже знал. И о Намеше, которая обратилась в большой открытый могильник, на краю которого сидят пустотные твари и щелкают клювами. И о Кете, в единый миг лишившейся всего, — только и осталось от нее что каменная плотина на слиянии двух рек вместо замка да порядком подмытая наводнением, мертвая высота. И о Ламене, окутанном дымом, и о Зене, которая все-таки отбилась от некуманза.
— Был посланник, был, — бормотал, попивая томленное с травами вино, Эпп. — Второго дня только примчался, со сменными лошадьми. Отбились зенцы от заречной пакости. Потеряли не менее пары тысяч человек, и мужиков, и баб, но некуманза перебили всех. Главное, деток сохранили, дома. Зато теперь словно второе дыхание обрели. Частокол рядят вокруг города, копьями машут, дозорами в окрестные деревни собираются. А ведь только за день до той битвы готовы были ножки вытянуть да ручки на груди сложить. И как ополоумели словно. Собрали все, до единого, у кого что было, вышли на берег и встретили заречных. Правда, вестник сказал, что те будто не в себе были, на копья, на стрелы,
— Никого не минует, — негромко заметил Кай.
— В Гиене пока вроде спокойно, хотя тати шалят, да, — проворчал Эпп. — Но давно вестника не было.
— Никого не минует, — повторил Кай.
— Да уж понял я, понял, — буркнул ветеран и внимательно посмотрел на Кая из-под густых бровей, оглянулся на застывшую в испуге Араву. — Держим лодки под берегом, уйдем огородами — и на другой берег, если город накроет. А если стены оближет и на нас навалится, к водяной башне, гвардейцы запустят.
— А остальные? — спросил Кай. — Остальные?
— А что остальные? — развел руками Эпп. — Притерлись. Три года уже Пагуба над Теканом. Трехгодичная кровь в землю впиталась, да вытопталась. На пепелищах новые дома подняли, даже я сподобился, хотя есть домик за стеной, ну ты знаешь. Вот дом кузнеца Палтанаса отстоять не удалось, улочку твари пустотные порушили, а как Тупи начала порядок в городе наводить, повелела нарезать городскую землю только тем, кто жив остался. Так что не быть дочери Палтанаса жительницей кузнечного ряда. Далеко прячешь? Ну какое мое дело, правда что. Опять же чего тянуть близких в самое пекло? Будет, говоришь, беда? Уходить надо? А куда? И надолго? Уйдем, что же не уйти. Но эти-то, прочие слободские, как их с места поднять? И куда их? В снег? За стену? Ведь до последнего будут держаться, а как напасть придет, ворота-то уж не откроются!
— Как началось все это дело в Зене, вестник не говорил? — поинтересовался Кай.
— Не я его выспрашивал, — махнул рукой Эпп.
— А я тебе скажу, — ответил охотник. — Ишхамай на площади танцевала. Как раз перед началом пакости.
— Так выходит, как и перед началом Пагубы? — побледнел Эпп.
— Выходит, так, — ответил Кай. — Я уж не знаю, как все будет. Но наверное, надо бы обежать всех и предупредить, чтобы вещи, да сани, да лодки, пока лед не встал, да что там еще, чтобы все наготове было. А как Ишхамай разглядят, чтобы не медлили. Лучше в снегу замерзнуть, чем сожранным заживо быть.
— Поняла? — обернулся к жене Эпп.
Закивала Арава, бросилась за кожушок, за платок, ноги в валенки сунула и за дверь.
— Все сладит, — с тревогой пробормотал Эпп. — Будь я моложе лет на пятнадцать, да и она на десяточек, и деток бы сообразили. Да что уж теперь… Сам-то надолго? И зачем?
— Человека надо найти одного, — вздохнул Кай. — Хотя нет. Пожалуй, что двух.
— И кого же? — сдвинул брови старшина.
— Не знаю, — вздохнул Кай.
— Скрытничаешь? — оторопел Эпп. — Так какого совета хочешь? Если не знаешь, кого ищешь, так и найдешь, кого не знаешь.
— Имена знаю, и только, — жадно выпил кубок отвара Кай. — И то, что под другими именами они должны скрываться.
— И что за имена? — поинтересовался Эпп.
— Начнем с одного из них, — тихо проговорил Кай. — Знаешь ли кого-нибудь под именем Паркуи?
— Паркуи? — удивился Эпп. — Подожди. Это ж имя клана? Хилан — клан Паркуи, клан Чистых. Или не ты однажды щит клана разрисовал? Не забыл, нет?
— Все помню, — тихо проговорил Кай.
Принял его взгляд Эпп, глаз не опустил. Не хвастался он, что вместе с прочими гвардейцами иши заливал кровью город клана Зрячих — клана Сакува, родной город Кая, которого именовали тогда еще Киром Харти. Не хвастался, но и не скрывал. Ни тот ни другой никогда не поминали старое. Еще с Хурная, когда отправленный туда вместе с помощниками — Хапом и Хаппаром — убить мальчишку Эпп не стал этого делать. Еще до того, как повеление оставить его в покое пошло от урая Хурная по всему Текану, не стал убивать. Может быть, и не смог бы убить, но и не попытался. И ведь Тарп тоже тогда же не стал убивать мальчишку. Впрочем, разве все еще мальчишкой был Кир Харти, когда сражался на хурнайской площади с ловчим Пустоты? Нет. А уж теперь и вовсе не мальчишка.