Пепел и алмаз
Шрифт:
— Лежи! — крикнул Шреттер. — Привет! Что это ты вздумал болеть?
Марцин молча смотрел на друзей.
— Садитесь, — прошептал он наконец.
— Ничего, — пробормотал Фелек, — постоим.
Руки у него потели все сильней, и он то и дело вытирал их о штаны. Шреттер придвинул стул к постели и сел.
— Садись! — бросил он Фелеку и, больше не обращая на него внимания, обратился к Марцину: — Главное — не огорчайся, старина, — ласково сказал он своим звонким голосом. — Это еще ничего не значит.
Марцин не спускал с него горящих глаз, потом зашевелил губами, и Шреттер, заметив это, наклонился к нему.
— Лучше не разговаривай. Тебе нельзя утомляться.
Марцин покачал головой.
— Что вы сделали с ним? — прошептал он.
Фелек неспокойно заерзал на стуле. Воцарилось молчание.
— Не думай об этом, — наконец спокойно сказал Шреттер. — Это ваше дело. Все в порядке.
Марцин опустил веки. С закрытыми глазами он был похож на покойника. Грудь его почти не подымалась. Через закрытые окна отчетливо слышалось, как голуби стучали клювами по подоконнику. Над кроватью Марцина висела большая олеография: святой Христофор, несущий младенца Иисуса. Эта безвкусная мазня на минуту приковала взгляд Шреттера.
— Заснул, — понизив голос, сказал Фелек.
Но Марцин не спал. Он открыл глаза н посмотрел сначала на Шреттера, потом на Фелека.
— Я хочу знать, что вы с ним сделали?
Шреттер пожал плечам».
— Зачем тебе? Я уже сказал, ято это нате дело.
— И мое тоже.
Марцин судорожно вцепился руками в одеяло и хотел сесть, но сил не хватило, и он опять упал на подушки. Некоторое время он лежал, не шевелясь.
— Я хочу знать, — повторял он чуть слышно. — Только это.
Фелек не выдержал.
— Ну, скажи, Юрек! Жалко тебе, что ли? Если хочет человек…
Тот сидел, задумавшись.
— Юрек!
Шреттер вдруг выпрямился.
— Нет! — твердо сказал он и встал. — Пошли. Держись, Марцин, все будет хорошо. Мы еще зайдем через несколько дней.
Глаза у Марцина опять закрылись. Наклонясь над ним, Фелек неловко пожал бессильно лежавшую на одеяле руку.
— Будь здоров, Марцян.
— Не приходите больше, — прошептал больной.
Он сказал это Фелеку, но стоявший рядом Шреттер расслышал.
— Как хочешь, — холодно сказал он. — Ну, будь молодцом.
Мать ждала их в дверях кухни. Когда они вышли из комнаты, она впилась в них тревожным, испытующим взглядом.
— Ну, как вы его нашли?
— Не волнуйтесь, — сказал Шреттер. — Ослаб очень, но так всегда после этого бывает. Выкарабкается.
Она стояла, прижав к груди руки и устремив измученные глаза на Шреттера, словно желая обрести надежду в его юном, приветливом, пышущем здоровьем лице.
— Вы думаете? Дай-то бог! Ведь если я его потеряю…
—
Ее душили слезы, и она только кивнула.
— Пошли? — буркнул Фелек.
Но Шреттер полез в карман и, вытащив две пятисотенные бумажки, протянул Богуцкой.
— Возьмите, пожалуйста, — сказал он сердечно. — На докторов и на лекарства.
— Что это? — испуганно взглянула она на деньги.
— Деньги. Возьмите. У нас с Марцином свои счеты.
Она колебалась.
— Право, не знаю, можно ли мне…
— Конечно, можно! Только Марцину пока ничего не говорите. Сочтемся, когда поправится. Сейчас не нужно ему этим голову морочить.
Она была растрогана.
— Спасибо вам, милые.
Но тут из комнаты послышался слабый голос Марцина. Шреттер хотел попрощаться, но Богуцкая его удержала:
— Обождите минуточку, я только загляну к нему.
Она сразу же вернулась и кивнула Шреттеру.
— Он зовет вас.
— Меня?
— На одну минутку.
В дверях Шреттера встретил взгляд Марцина. Он подошел к кровати.
— Я слушаю тебя.
Марцин сделал знак рукой, чтобы он подошел поближе.
— Ты дал матери деньги?
Юрек не знал, что ответить.
— Дал?
— Ну дал, что из этого? Перестань устраивать истерики.
Марцин ничего не ответил, только поднял голову и крикнул:
— Мама!
Она немедленно прибежала.
— Что, сынок? Ты меня звал?
— Мама, те деньги, ты знаешь, какие…
Богуцкая растерялась.
— Какие деньги, сынок?
— Ты знаешь, мама. Пожалуйста, отдай их… положи на стол-
Она стояла в растерянности, не зная, что делать. Марцин поднял голову.
— Мама!
Она взглянула на Шреттера, словно ища у него поддержки, но он смотрел в пол. Помедлив немного, она вынула из-под фартука деньги и положила на стол. Марцин, не спускавший с нее напряженного взгляда, откинулся на подушки.
— Спасибо, мама. А теперь выйди, пожалуйста.
Когда она вышла, Шреттера взорвало:
— Что ты вытворяешь? Совсем спятил! Ведь деньги на лечение нужны.
— Я не желаю брать эти деньги.
По лбу у него струился пот, глаза ввалились еще глубже, и, казалось, он был бледнее, чем раньше.
— Забери их…
— Как хочешь, — пробормотал Шреттер.
Он сунул деньги в карман и уже повернулся к двери, когда услышал голос Марцина.
— Юрек!
— Что?
Он не расслышал, а скорей догадался, что тот просит наклониться к нему. Поборов брезгливость, он исполнил его просьбу.
— Не сердись на меня, Юрек. Я ничего не могу с собой поделать. Я в тебя так верил, ты был моим лучшим другом…
Он задохнулся и закрыл глаза. Но через секунду опять открыл их.
— Юрек!