Пепел и кокаиновый король
Шрифт:
А детки растворились вмиг — так растворяются из вагонов каталы, до нитки обчистив лоха, так растворяются из подворотен мошенники, всучившие доверчивому лопуху «куклу» вместо баксов, так растворяется нечаянно выпавший в июне снег…
В руках громилы, работавшего под простого посетителя, осталась опустевшая, вонючая и изгвозданная куртка-«варенка», громила хлюпал носом и обалдело пялился на ее пустые рукава. А под ногами гоблина катался выработанный газовый балончик.
И вдруг Сабониса озарило. Он ломанулся к столу, на котором оставил лежать приманкой общероссийский паспорт Сергея. Паспорт исчез. И как выяснилось
…Пепел швырнул пустую бутылку дежурящему в сторонке бомжу. Кстати, Пепел грустно сознавал, что, может быть, пиво «Стенька Разин» он пил в последний раз в своей жизни. Или, в лучшем случае, надолго расстается со вкусом «Специального» и «Адмиралтеского». Это какой-нибудь настырный «Гинесс» или «Хайнекен» где хочешь, там и купишь, а настоящее русское пиво, вкуснее которого и нет ничего, проклятые буржуи к себе не везут, боятся конкуренции.
— Зачем бутылку выкинул, дядька? Нам бы отдал. Мы ж для тебя такое дело сварганили, — обиженно пробурчал старший по беспризорной ватаге, представившийся Кривошипом. — А ты вот как…
— В побирушки готовишься? Мы в твоем возрасте в космонавтов мечтали вырасти, а ты на бомжа наметился? — и Пепел, не поленившись привстать со скамейки, залепил шкету педагогически верный, отеческий подзатыльник.
«Вероятно, — подумал Пепел, засунув в карман возвращенную ксиву и отсчитав мальцам обещанный гонорар, — каждый должен внести свой вклад в отечественную педагогику». И хоть время он теперь должен был беречь, как живую воду, Пепел все-таки задержался в скверике и прочел жадно внимавшим малолеткам лекцию о пользе жизни по понятиям.
Глава вторая. 15 апреля 2002 года. Провожающих просим покинуть салон
С чего начинается Родина?
С картинки в твоем букваре,
С хороших и верных товарищей,
Живущих в соседнем дворе.
А может, она начинается
С той песни, что пела нам мать.
С того, что в любых испытаниях
У нас никому не отнять.
Локомотивы и вагоны на ночь не успокаивались. Громыхали, лязгали, гудели, стучали, скрипели, бубухали. Без устали надрывалась громкая связь: то хриплым от замороченности голосом диспетчерши, то прокуренными голосами ругающихся с нею обходчиков, сцепщиков, башмачников и путейцев. Вовсю трудилась «горка», сортируя вагоны. Когда какая-нибудь сцепка из десяти вагонов с лесом, раскатившись с «горки», не остановленная вовремя подсунутыми «башмаками», впиливалась в зад формируемого состава, то с непривычки можно было не только упасть, накрывая голову руками, но и прикусить язык.
Пепел вдыхал чарующий букет из запахов креозота, угля, машинного масла, стружки, табака и керосина. Аромат вползал через приоткрытое окно купе. За замызганным окном не бежали телеграфные столбы, не мелькали полустанки, не скакала в просветах между деревьями луна, — короче, не мельтешило все то, от чего
Посещение Петроградской стороны навело Пепла на угрюмый вывод, что соваться на вокзалы и в аэропорты ему нельзя ни в коем разе. Всюду наверняка окопались вражьи дозорные. Можно было, конечно, угнать тачку или, на худой конец, подсесть к кому-то автостопом. А в неприметном городишке типа Дно или Уторгоши влезть в скорый поезд, заплатив мзду проводнице, и катить по железной дороге в сторону государственной границы. Но ведь не уснешь на вагонной полке — вдруг по проходу гуськом пойдет охотничья партия с фотографиями Пепла в жилетных карманах? А Пеплу требовалось не только ехать быстро, но и отдыхать. Дорога-то длинная…
— Все узнал, — отложив мобильник и подкрутив фитилек керосинки, сообщил седовласый морщинистый вор с погонялом Стрелочник, поставленный смотрящим по санкт-петербургскому железнодорожному сортировочному узлу. Поставленный сходом еще при Хрущеве и оставлявший свое занятие лишь вынужденно, когда доктора в погонах выписывали путевку в санаторий «Кича». — Часика через два отправляют товарняк. В него и подселим. А там…
В купе вежливо постучали.
— Ну?! — откликнулся Стрелочник.
— Чайку не желаете? — ласково прохрипели в коридоре.
— Неси.
— Вам сколько? — уточнили из-за двери.
— Мне парочку. А тебе? — Стрелочник глянул на Пепла сквозь круглые очки в металлической оправе.
— И мне парочку, — решил не отставать Пепел.
— А там, — продолжил Стрелочник, когда предупредительный штымп за дверью отвалил в сторону вагонного титана, — в Ровно-Грузовая смотрящим состоит Гусек. Он тебя определит дальше по твоему маршруту. Если надо, зашлет маляву следующим смотрящим.
Стрелочник поднялся — на Пепла пахнуло овчиной от меховой безрукавки вора — откинул крышку сиденья, достал из багажного ящика полиэтиленовый пакет и принялся выкладывать из него на откидной столик газетные свертки.
— Сиди пока здесь. Почаевничаем, за жизнь погудим, — Стрелочник развернул газету, прятавшую шмат сала. — Как сформируют, звякнут. Тогда отведу тебя, представлю. Там холодильные вагоны, мясо везут в Житомир, охраной при них человечек из наших, — Стрелочник хехекнул, выкладывая на тарелку из фольги вареную курицу и слегка подавленные яйца. — Типа смотрящего по холодильникам.
Стрелочник замолчал, пережидая, пока за окном прогромыхает маневровый тепловоз.
— Ишь, гоняется, — он неодобрительно покачал головой. — «Формулы один» пересмотрел. Переходи себе на «Эр-200» и гоняйся, а на маневровых путях изволь соблюдать.
Опять постучали. Тип неопределенного возраста в картузе и резиновых сапогах внес чай в подстаканниках. Звякнули ложечки в граненых стакашах. Когда угощение приземлилось на стол, рядом лег сахар в железнодорожных упаковках.
— Стрелочник, скоро на шестой подгонят триста сорок второй из Чухонии.
— Знаю. Иди, Пила… Достали их напоминания. Думают, у меня слабоумие, — пробурчал старик, когда тип в картузе задвинул за собой дверь купе. — Да, надо будет сходить, приглядеть за работой. Чтоб лишнего не хапнули, там же компьютера едут, понятно, наши хавальник раззявят. Ох, и жадный народ пошел нынче. Одним днем живут, о завтре не думают.