Пепел и проклятый звездой король

Бродбент Карисса

В ту ночь он был очень близок к смерти.

Боги любят приписывать себе заслуги судьбы. Это судьба спасает его? Или это переменчивая рука удачи, бросающая кости в нужную сторону? Если это дело рук богов, то сегодня они смеются над собой.

Он ползет так далеко, как только может, дюйм за дюймом, песок под его руками превращается в камень, а затем в почву. Он чувствует, как смерть преследует его, чувствует, как она бурлит в каждом его кровавом вздохе. Когда– то

этот человек считал себя храбрым. Но ни один смертный не может быть храбрым перед лицом безвременной смерти.

Смерть забрала бы его, если бы судьба или удача не спасли его — или не прокляли.

Король случайно натыкается на него в самый подходящий момент.

У этого короля была привычка собирать души, а душа молодого человека как раз из тех, что ему нравятся. Он переворачивает полубессознательного человека, оценивая его избитое, но хорошо сформированное лицо. Затем он опускается рядом с ним на колени и задает ему вопрос, который тот будет повторять всю оставшуюся бесконечную жизнь:

— Хочешь ли ты жить?

Что за глупый вопрос, думает человек.

Конечно, он хочет жить. Он молод. Дома его ждет семья. У него впереди десятилетия.

Ни один смертный не храбрится перед лицом безвременной смерти.

Ответ мужчины — как мольба:

— Да. Пожалуйста. Да. Помогите мне.

Позже он будет ненавидеть себя за это — за то, что так жалко умолял о собственном проклятии.

Король улыбается и опускает свой рот к горлу умирающего.

Глава

8

Райн

Я возненавидел Септимуса с первой нашей встречи.

Я точно знал, кто он такой, и даже если бы я не знал его репутацию, его внешность, которая во всех отношениях кричала о недостойном доверия Кроворожденном члене королевской семьи — быстро бы выдала его.

Когда он подошел ко мне во время Кеджари, я не хотел иметь с ним ничего общего. Но он был как вирус или неприятный запах. Этот ублюдок все время возвращался.

Поначалу все было достаточно непринужденно. В дни, предшествовавшие Кеджари, он слишком долго задерживался, где бы мы с Мише ни находились. Поначалу я думал, что он поступает так же, как большинство дворян Кроворожденных во время турнира: пользуется тем, что им разрешено общаться с другими представителями Домов и прикидывает где можно оказать свое влияние.

Отмахнуться от этого достаточно легко.

Но потом, может быть, в третий или четвертый раз, когда он загнал меня в угол, я начал подозревать. И я уже решил, что он мне не нравится, когда он

отозвал меня в сторону и сказал: «Я знаю, кто ты».

Этого было достаточно, чтобы напугать меня. Я разорвал свой собственный круг общения, пытаясь выяснить, откуда он знает, и до сих пор не знаю, как он узнал. Но именно тогда началось давление.

Ты не сможешь сделать это в одиночку. Ришанцы недостаточно сильны. Неважно, выиграешь ли ты.

Тебе понадобится помощь.

Позволь мне помочь тебе. Давай поможем друг другу.

Я сказал ему, чтобы он катился к черту. Я никогда не думал соглашаться на его сделку. Я уже давно понял, как опасно, когда кто-то предлагает тебе все, что ты когда-либо хотел.

Но потом он заметил Орайю.

И я до сих пор помню тот самый момент, когда я понял, что он осознает, что может использовать ее против меня: тот случай на балу Третьей четверти луны, когда он назвал ее по имени Нессанин.

Я отказывал ему до самого конца. До тех пор, пока он не бросил к моим ногам жизнь Орайи. И тогда я сломался.

Пережив определенные вещи, вы знаете, как распознать человека, находящегося в отчаянии. Я знал, Септимус был в отчаянии, причем в опасном смысле, который он очень хорошо умел скрывать от посторонних глаз. Он готов на все, чтобы получить то, что хочет, и что меня пугало — я все еще не был до конца уверен, чего он хочет.

Отчаяние привело к ужасной сделке.

Эта мысль не давала мне покоя, когда я вместе с ним и Вейлом сидел в своем кабинете и слушал, как Септимус очень спокойно рассказывает нам о том, что он все-таки не может послать войска Кроворожденных в Мисраду.

Вейл был недоволен. Он не пытался скрыть, насколько именно он недоволен.

— Это неприемлемо, — сказал он.

Чертово лицо Септимуса растянулось в глупой чертовой ухмылке.

— Я понимаю, почему ты так считаешь, — сказал он, — но природа вопроса такова, какова она есть. К сожалению, я не могу изменить время и пространство. Дездемона подтверждала это много раз. Мы просто не успеем перебросить туда силы. Нам придется сделать этот шаг позже.

— Итак, давай проясним, что я понял. — Вейл наклонился через стол. — Теперь нам придется перенести операцию, которую мы планировали несколько недель, из-за плохой предусмотрительности твоих дерьмовых генералов? И вы предупреждаете об этом за день до операции?

Ухмылка Септимуса исчезла. Я заметил, что он с радостью принимает любые оскорбления, которые ты хочешь бросить в его сторону, но ему очень не нравится, когда ты неуважительно относишься к тем, кто работает под его началом.

Он выпустил дым через ноздри.

— Мои дерьмовые генералы делают большую часть работы по подавлению этого вашего маленького восстания. Возможно, если бы ваши собственные силы были готовы сражаться за вас, с этим можно было бы справиться быстрее.