Пепел и сталь
Шрифт:
Но был ли Улеф ее настоящим другом? Он с такой легкостью продал ее! А остальные члены команды просто приняли как должное и избиение Вин, и ее мгновенное спасение, ни один и словом не обмолвился о том, что все они предали ее и отказались ей помочь. Они всего лишь поступали так, как требовали обстоятельства.
— Выживший в Хатсине давно уже не брался ни за какую работу, — сказал Хармон, старый взломщик с жидкой бородкой. — За последние годы его видели в Лютадели всего несколько раз. И вообще-то он не соглашался на работу с тех пор,
— Так это в первый раз? — пылко перебил его Улеф. — Первый раз после того, как он сбежал из Ям? Тогда это должно быть нечто совершенно особенное!
— Он что-нибудь говорил об этом, Вин? — спросил Дистен. — Вин! — Он помахал перед ней искалеченной рукой, стараясь привлечь внимание девушки.
— А? — встрепенулась Вин, поднимая взгляд.
Она уже слегка привела себя в порядок после побоев Камона, приняв от Доксона носовой платок, чтобы вытереть кровь с лица. Но с синяками, конечно, она ничего поделать не могла. В них все так же пульсировала боль. Вин только надеялась, что у нее ничего не сломано.
— Кельсер, — повторил Дистен. — Он что-нибудь говорил о том, какое дело задумал?
Вин покачала головой и посмотрела на окровавленный носовой платок, лежавший у нее на коленях. Кельсер и Доксон ушли совсем недавно, но обещали вернуться, когда она обдумает их слова. В их словах таился некий скрытый смысл, некое… обещание. Что бы они ни задумали, ее приглашали поучаствовать.
— И вообще, почему он выбрал именно тебя? — спросил Улеф. — Он что-нибудь говорил об этом?
Вот, значит, как они поняли: решили, что Кельсер выбрал ее посредником для общения с шайкой Камона… то есть Милева.
Дно Лютадели делилось на две части. Одну из них составляли воровские шайки вроде той, что собрал Камон. А другую… Другая часть состояла из особенных людей. Это были группы чрезвычайно умелых преступников, или чрезвычайно безрассудных, или же невероятно талантливых. Из алломантов.
Две эти составляющие никогда не смешивались: профессиональные воры предпочитали держаться сами по себе. Однако время от времени группы туманщиков нанимали воровские шайки для каких-нибудь не слишком сложных дел, и тогда они выбирали посредника, который работал с обеими командами. И Улеф решил, что Вин станет именно таким посредником.
Члены шайки заметили наконец, что Вин не хочет отвечать на вопросы, и перешли к другой интересной теме: туманщикам. Об алломантах воры говорили не слишком уверенно, понизив голос, а Вин с неловкостью слушала. Как можно представить, что она имеет отношение к тому, о чем люди говорят с благоговейным страхом? Ее удача… ее алломантия… была чем-то незначительным, чем-то таким, что помогало ей выживать, но все равно очень важным для нее.
«Но такая сила…» — подумала Вин, заглядывая в свои запасы удачи.
— Интересно, чем занимался Кельсер в последние годы? — сказал Улеф.
В начале общего разговора он
«Однако между Кельсером и Доксоном отношения как будто другие. Они, похоже, доверяют друг другу».
Может, так просто кажется? Или они составляют одну из тех редких шаек, где не принято предавать своих?
Но самым непонятным и тревожащим казалось Вин то, что Кельсер и Доксон были так откровенны с ней. Они как будто хотели доверять Вин, даже принять ее в свой круг, и это после такого короткого знакомства… Вин не верила в их искренность… на дне никто не выжил бы, придерживаясь такой тактики. И все же их дружелюбие привело ее в замешательство.
— Два года, — сказал Хруд, молчаливый вор с широким лицом. — По-видимому, он все это время готовился к делу.
— Ну, это должно быть нечто особенное! — предположил Улеф.
— Расскажите мне о нем, — тихо попросила Вин.
— О Кельсере? — уточнил Дистен.
Вин кивнула.
— А что, на юге о Кельсере ничего не знают?
Вин отрицательно покачала головой.
— Он был главарем лучшей шайки во всей Лютадели, — пояснил Улеф. — Просто легенда, даже среди туманщиков. Он ограбил несколько самых богатых Великих Домов в столице.
— И?.. — вопросительно произнесла Вин.
— И кто-то его предал, — негромко сказал Хармон.
«Ну конечно, как же иначе», — подумала Вин.
— Кельсера схватил сам лорд-правитель, — продолжал Улеф. — И отправил его с женой в Ямы Хатсина. Но Кельсер сбежал оттуда. Он сбежал из Ям, Вин! Он единственный, кому это удалось!
— А его жена? — спросила Вин.
Улеф посмотрел на Хармона, но тот покачал головой.
— Ей не удалось.
«Значит, он тоже кого-то потерял. Как же он может все время смеяться? Да еще так искренне?»
— Именно там он заработал свои шрамы, понимаешь? — сказал Дистен. — Ну, на руках. Это из Ям, ему ведь пришлось карабкаться вверх по скалам, по отвесной стене, чтобы сбежать.
Хармон фыркнул.
— Да нет, он их заработал иначе. Он убил инквизитора, когда удирал… оттуда у него и шрамы.
— А я слышал, это следы зубов одного из тех чудищ, что охраняют Ямы, — вставил Улеф. — Кельсер сражался с ним, а потом сунул руки ему в пасть и задушил его изнутри. А руки ободрал о зубы.
Дистен нахмурился.
— Как можно задушить кого-то изнутри?
Улеф пожал плечами.
— Ну, я просто слышал такую историю.
— Он странный человек, — пробормотал Хруд. — Что-то с ним случилось там, в Ямах, что-то дурное. Он ведь прежде не был алломантом, как вы знаете. Когда он попал в Ямы, он был обычным скаа, а теперь… Теперь он наверняка туманщик — и не совсем человек. Он слишком много времени провел в тумане, вот в чем дело. Кое-кто поговаривает, что настоящий Кельсер давно мертв, а то, что носит его личину… короче, это не он.