Пепел книжных страниц
Шрифт:
Наконец над ней склонился седоватый, но еще вполне свежий и весьма даже привлекательный врач в пенсне, с бородкой клинышком, чем-то неуловимо похожий на Чехова – если бы Чехову суждено было отметить свой пятидесятый день рождения.
Или хотя бы сорок пятый.
Доктор, так похожий на Чехова и носивший фамилию Дорн. Прямо как чеховский доктор Дорн из «Чайки».
– Ну-с, милостивая государыня, проверим ваши рефлексы… Ага, и ваш пульс… Гм…
Доктор профессиональными движениями произвел нужные манипуляции, а потом произнес:
– Думаю, милостивая
Усевшись за круглый стол, доктор принялся что-то строчить, макая перо в чернильницу, и, не поднимая головы, произнес:
– Слышал, что вы родственница старого Карамазова.
Ну да, если это не розыгрыш и не галлюцинация, и не буйство нездоровой фантазии, то это могло означать одно: она попала в роман.
В роман Федора Михайловича Достоевского, столь ею не любимого, – «Братья Карамазовы».
Дернувшись, Нина произнесла:
– В какой-то степени…
Доктор, хмыкнув, произнес, как произносят все доктора, выдуманные или реальные:
– Понимаю… И зовут вас Достоевская…
Он сделал паузу, пристально взглянув на Нину через блестящие стекла пенсне, а затем сам же ответил:
– В какой-то степени!
И, рассмеявшись собственной шутке, вновь что-то застрочил.
– Могу ли я осведомиться о вашем имени и отчестве, милостивая государыня, или мне можно самому измыслить?
Тон у него был насмешливый, однако не угрожающий.
Девушка назвала свое подлинное имя и отчество:
– Нина Петровна. И вообще-то я Арбенина…
Доктор Дорн вновь поднял на нее взгляд через пенсне и лукаво улыбнулся:
– Нина Арбенина? Прямо как в «Маскараде» Лермонтова!
Девушка вздохнула:
– Поверьте, доктор, вы далеко не первый, кто делает подобное ироническое замечание.
– Охотно верю. Но наверняка и не последний, Нина Петровна. Так Арбенина-Достоевская? Или Достоевская-Арбенина?
Вздохнув, Нина откинулась на кожаный валик кушетки и произнесла:
– Была Арбенина, теперь Достоевская…
Доктор Дорн опять выдал с легким смешком:
– Понимаю…
Нина быстро заговорила:
– Доктор, а как называется город…
– Какой? А, наш, Нина Петровна? Ну, не буду вас пытать вопросом о том, как вы тут оказались, не ведая, как он называется, – моя многолетняя врачебная карьера приучила к тому, что чем пациенты молчаливее и чем меньше делятся своими тайнами, тем лучше для моего душевного спокойствия. Наше милое уездное гнездышко именуется горделиво и просто в честь своей до сих времен основной прибыльприносящей отрасли местного бюджета: Скотопригоньевск!
Не в состоянии сдержать стон, Нина закрыла глаза. Может, она все-таки в психиатрической клинике
После недолгой паузы, сопровождавшейся только скрипом гусиного пера, доктор произнес:
– Что же, Нина Петровна, смею вас уверить, что вашему здоровью и тем более жизни ничто не угрожает. Однако я позволил себе отослать прочь из моего врачебного кабинета этого несносного Родю Кривошеина, который часто ко мне с похмелья бегает. Пустозвон, хотя и неопасный. Но с такими порядочным барышням, а вы именно такая, лучше не водиться.
Кашлянув, он продолжил:
– Разрешите дать вам совет: старого сластолюбца Карамазова я знаю, причем лучше, чем хотелось бы. Юной красивой барышне из хорошего дому, каковой вы, вне всяких сомнений, являетесь, Нина Петровна, нечего делать в его вертепе. С вашим кузеном Дмитрием Федоровичем тоже водиться не рекомендую… если он ваш кузен…
Он усмехнулся, а Нина никак не отреагировала.
– Ваш другой кузен, Иван Федорович, вроде бы человек приличный, однако с преопасными, сдается мне, фанабериями. Есть в нем что-то нездоровое, изломанное. А вот младший Карамазов, Алексей Федорович, чудный юноша. Хотя, сдается, и в нем гнездится эта карамазовщина…
В дверь тихо постучали, и доктор нетерпеливо произнес:
– Да, да, знаю. Пусть госпожа Хохлакова со своей мигренью подождет!
Нина, не открывая глаз, произнесла, вспомнив героев романа Достоевского:
– А дочка госпожи Хохлаковой, Лиза, сущая прелесть, не так ли?
– О, вы знаете и матушку, и дочку?
Нина продолжила, припомнив перипетии «Братьев Карамазовых»:
– Алеша… Я хотела сказать, мой кузен Алексей Федорович в нее влюблен…
И вдруг поняла, что выболтала, видимо, то, что было известно ей как читательнице романа, но что никак не могло быть известно жительнице и тем более гостье подлинного Скотопригоньевска.
Пусть и при этом выдуманного.
Доктор, хмыкнув, сказал:
– Вы, на правах кузины, знаете то, что другим неведомо, но меня это не удивляет. Lise – прелестная юная и при этом, что важнее всего, здравомыслящая барышня, которую излишняя опека ее ипохондрической матушки сделала инвалидом. Лечить надо матушку, а не дочку, что я и пытаюсь делать.
Нина осторожно спросила:
– А старик Федор Павлович… Он как?
Ее занимал вопрос: жив ли старый Карамазов или уже мертв?
То есть убит.
– А вы что, разве не почтили дядюшку своего визитом, Нина Петровна? – осведомился доктор Дорн, и девушка в тон ему ответила:
– Вы же сами сказали, что его дом – для меня не место…
Хохотнув, медик произнес:
– Занятная вы молодая особа. Ваш дядюшка жив и здоров, хотя при его модусе вивенди он с медицинской точки зрения давно должен быть в могиле. Однако по-прежнему весьма активно коптит небо, по слухам, даже снова приволакиваясь за той же известной особой, что и его старший филиус…