Пепел победы
Шрифт:
Нимиц с Самантой, само собой, сидели справа от Хонор на высоком двойном табурете, сделанном специально для этой парочки по личному проекту МакГиннеса. Следующее место справа было отведено заместителю Хонор по ВТК, Красному контр-адмиралу Джексону Крайансаку. Если грузный темноволосый офицер и чувствовал себя ущемленным тем, что его посадили «на одно место ниже» парочки пушистых древесных жителей, то виду он не подавал. Более того, Хонор ощутила, что распределение мест его позабавило и он искренне любовался Самантой. Во время трапезы он разговаривал, обращаясь непосредственно к ней и проявляя вежливость, на которую способен далеко не всякий уроженец Сфинкса. Он не преминул поздравить Нимица с успешным прохождением очередного этапа лечения, а Саманте подсунул лишнюю веточку сельдерея со
За длинным столом, кроме Крайансака, Ярувальской и Мишель Хенке, чей корабль до отправки на передовую был временно прикомандирован к флоту метрополии, сидели шесть офицеров и восемнадцать гардемаринов. Именно за ними постоянно и по возможности незаметно наблюдала леди Харрингтон, поскольку обед во многом был затеян именно ради них. Гардемарин Теодор внезапно дернулся, словно кто-то пнул его под столом. Как оно и было, со смехом подумала леди Харрингтон, когда следом гардемарин Тереза Маркович ожгла Теодора сердитым взглядом, и указала глазами на его почти нетронутый бокал.
Теодор уставился на нее с недоумением, а когда сообразил, в чем дело, физиономия его сделалась краснее вина. Из всех присутствующих он был младшим не только по рангу, но и по возрасту, что, согласно традиции, накладывало на него определенные обязательства. О которых он, видимо, начисто забыл, вот и пришлось соседке по столу освежить его память пинком. Паренек схватился за бокал (чуть не расплескав вино, отчего покраснел еще гуще), поднялся и звонким, почти мальчишеским голосом – реципиент пролонга третьего поколения в его возрасте выглядел совсем подростком – провозгласил тост:
– Дамы и господа, за королеву!
– За королеву! – прокатился по залу дружный отклик.
Хонор отпила из своего бокала. После горячего какао вкус бургундского воспринимался несколько своеобразно; она почувствовала, что это несоответствие вкусов позабавило Нимица.
После первого тоста застольные разговоры возобновились, но официальная часть на этом не завершилась, и через некоторое время Хонор взглянула на гардемарина Абигайль Хернс. Поймав ее взгляд, молодая женщина собралась с духом и подняла свой бокал.
– Дамы и господа, – провозгласила она с легким иностранным акцентом, – да здравствуют Грейсон, Ключи, Меч и Испытующий!
Последовало замешательство; затем растерянные офицеры и гардемарины снова подняли бокалы и попытались хором повторить тост. Хонор скрыла лукавую улыбку: у некоторых получилось правильно, но многие просто понадеялись, что их ошибки затеряются в общем хоре. За исключением Мишель Хенке и, кажется, Андреа Ярувальской, никто из присутствующих не слышал раньше грейсонского тоста верности… а пора бы его запомнить. Флот Грейсона кровью и мужеством заслужил право на равенство с Королевским флотом, и Хонор была твердо настроена на то, чтобы воздать ему должное.
Увидев одобрительную улыбку леди Харрингтон, Хернс с огромным облегчением опустилась на свое место, и Хонор, поставив бокал, удовлетворенно потрепала Нимицу уши. По возрасту Абигайль была старше Теодора на два стандартных года, но публичное выступление далось ей даже труднее, чем ее юному товарищу. Хонор могла гордиться ею. И поводов для гордости у нее было много.
Когда начались занятия по тактике и леди Харрингтон объявила первую перекличку, она, к своему удивлению, услышала фамилию «Хернс», произнесенную с таким знакомым, мягким, безошибочно определяемым акцентом. Хонор даже не удержалась – резко повернула голову на звук – и удивилась еще сильнее, так что еще здоровый глаз широко раскрылся, поскольку среди моря черно-золотых мантикорских мундиров она увидела синий грейсонский. Он был не единственным в классе, однако он единственный содержал в себе женщину. Абигайль оказалась первой в истории Грейсонского космофлота женщиной-гардемарином.
Хонор немедленно взяла себя в руки и продолжила перекличку, как ни в чем не бывало, но молодую женщину запомнила и пригласила ее к себе в приемные часы. Вообще-то делать этого не следовало: у мисс гардемарина Хернс наверняка хватало проблем и без прилипчивой славы «любимчика начальства», но любопытство пересилило. Кроме того, попавшей в непривычную среду женщине могла потребоваться моральная поддержка.
К
О том, чтобы посвятить себя военной службе, в то время не могло быть и речи: если иностранки из менее цивилизованных миров могли служить в армии или на флоте, то благовоспитанной грейсонской девушке, тем более девушке благородного происхождения, об этом не приходилось и мечтать. На Грейсоне готовы были признать заслуги мужественных иностранок, тем более что с течением времени их все больше становилось и в составе Грейсонского космофлота, но к своим соотечественницам планета предъявляла иные требования. Им, по заветам Испытующего, было уготовано место у домашнего очага.
Ситуация могла показаться безнадежной, однако Абигайль была не из тех, кто смиряется с неизбежностью. Она была отцовской любимицей, и землевладелец Оуэнс отнюдь не превратил девочку в избалованную бездельницу, привыкшую к тому, что все потакают ее капризам. Напротив, он воспитал ее в убеждении: целеустремленность и упорный труд способны преодолеть любые преграды.
Следуя этому принципу, девушка добилась своего – где напрямик, где исподволь. Пользуясь возможностями, открывавшимися по мере осуществления реформ Бенджамина Мэйхью, она прослушала ряд курсов по считавшимся традиционно «мужскими» техническим дисциплинам и (что было исключительно коварным тактическим приемом) при каждом удобном случае указывала отцу на пример землевладельца Харрингтон. А поскольку землевладелец Оуэнс славился своими либерально-реформистскими взглядами и, будучи лично знакомым с Хонор Харрингтон, относился к ней не только с уважением, но и с большой симпатией, этот пример не был для него пустым звуком. Однако Хонор, как бы то ни было, являлась иномирянкой по рождению и легендарной героиней. Трудно было поверить, что какая-либо иная женщина способна пройти сквозь такие опасности и достигнуть таких высот. Даже будь это возможно, любящий отец вовсе не желал для своей крошки Абигайль подобной судьбы. Конечно, «вода камень точит», но, возможно, стремления девушки так и остались бы неосуществленными, когда бы не волна патриотического негодования, охватившая Грейсон при известии о казни Хонор. Абигайль потребовала от отца права на священную месть, и землевладелец не смог ей отказать.
Харрингтон частенько пыталась представить себе реакцию гранд-адмирала Мэтьюса на просьбу не кого-нибудь, а землевладельца Оуэнса о зачислении его дочери в гардемарины. Зная Мэтьюса, Хонор могла предположить, что внешне он сохранил хладнокровие, хотя на самом деле с трудом сдержался, чтобы не запрыгать от радости. Как грейсонский мужчина он вырос с инстинктивным убеждением в необходимости всячески лелеять женщин, оберегая их от малейшей угрозы, однако на его отношение к прекрасному полу существенно повлиял опыт общения со служившими на флоте иномирянками. Кроме того, он лучше кого бы то ни было осознавал остроту кадровой проблемы и понимал, что преодолеть ее без привлечения составлявших большую часть населения планеты женщин практически невозможно. Но и возлагая немалые надежды на проводимые Протектором Бенджамином реформы, адмирал, как полагала Хонор, не надеялся в этой жизни увидеть женщин на действительной военной службе.