Пепел после тебя

Сорока Кира

Я болен ею. Это никогда не пройдёт.

Иногда на меня вдруг накатывает, снова заставляя похолодеть от ужаса – а вдруг она меня оставит?

Ну вдруг!

Вдруг я ей надоем, она устанет от меня и моего порой буйного нрава?

Что я буду делать тогда?

Ответа у меня нет. Я, и правда, не вижу своей жизни без Алины. И в такие моменты очередной раз обещаю себе, что сделаю всё возможное и невозможное, чтобы она никогда от меня не ушла.

Алина поворачивается набок, носом утыкается в бутоны тюльпанов. Слышу,

как она громко вдыхает и, наконец, открывает глаза. Часто моргая, смотрит на цветы. Нежно улыбается.

У меня всё тело вибрирует от её улыбки, а пульс подскакивает.

Облизав свои пухлые, пересохшие ото сна губы, переводит взгляд на меня.

– Подглядываешь?

– Конечно. Как и всегда.

Встаю с дивана, стягиваю футболку и штаны. Уложив Алину на спину, нависаю над ней и наконец-то впиваюсь в её губки.

– С днём рождения, родная. И с нашей официальной годовщиной.

Мы решили отмечать годовщину именно в тот день, в который стали и физически близки. Когда между нами не осталось никаких границ. С нашего первого раза.

– И тебя с годовщиной. Спасибо за цветы, – звонко чмокает меня в скулы, щёки.

Удерживаю свой вес на локтях, чтобы не раздавить Алину.

– Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо.

И добавляет уверенно:

– Правда. Всё отлично.

Вчера у моей девочки болел живот. Я запаниковал, хотел вызвать скорую. Но она позвонила своему гинекологу, проконсультировалась, приняла таблетку. В общем, Алина умеет действовать с холодной головой. В нашей семье именно я порой веду себя как неадекватная истеричка, но я учусь таким не быть.

– Во сколько выезжаем? – спрашивает Алина, потянувшись к цветам.

– Сразу после... – лукаво улыбаюсь и забираю у неё один тюльпан.

– Сразу после? – с деланым удивлением поднимает брови.

А глаза улыбаются.

Сажусь на колени между её стройных ножек. Веду бутоном по губам, спускаюсь к шее, груди.

Щёчки Алины немного розовеют, а взгляд становится томным.

Скольжу лепестками по груди, нежно провожу по острым сосочкам. И потом вниз, по животику.

– Сразу после, – хрипло повторяю я. – Нам ведь можно, детка?

Алина запрокидывает голову назад.

– Можно... – выдыхает она и протяжно стонет.

Я быстро избавляюсь от белья и ложусь сверху.

Сердце долбит о рёбра, как сумасшедшее, а кожа моя горит. Мы оба полыхаем.

Вот оно – наше пламя. Обжигающее пламя любви, нежности, обожания, зависимости друг от друга.

Эта любовь порой причиняет боль. Но эта боль приятна и ни с чем не сравнима. Она лечит раны. Она исцеляет. Она – мой смысл жизни.

– Люблю тебя, родная, – смотрю Алине в глаза.

– Я очень-очень сильно тебя люблю, – отвечает она.

– И я очень-очень.

Овладеваю её губами. Мы наслаждаемся друг другом, делая это утро ещё более ярким и незабываемым.

А потом я подвожу Алину к окну

и открываю штору. На секунду слепнем оба от сияющего вовсю солнца. Март – и уже совсем тепло. Всё, как она хотела. В Краснодаре жить довольно комфортно. Но сегодня я хочу подарить ей не только весну, а целое лето.

Торопливо собираемся в дорогу. Чёрный сам запрыгивает в переноску. Выходим во двор, грузимся в машину.

– Он что, всю дорогу будет там сидеть? – посматривает Алина на кота.

– Нет. Я выпущу его, когда научится себя вести.

Чёрный начал драть мебель. Вероятно, весна действует на всех по-разному.

Бросаю взгляд назад. Вижу, что Чёрный смотрит на меня с вызовом. Мы бы могли оставить его дома, но не с кем. Бабушка Валя улетела к себе домой, пожив с нами в Краснодаре всего месяц.

Этот климат ей не подошёл, как она нас убеждала. Но на самом деле она просто не хотела нам мешать.

«Вы – муж и жена. У вас теперь своя семья. Мне тут не место», – заявила она после наших бесконечных попыток заставить её остаться.

– Ладно, выпусти его, – сжаливаюсь над Чёрным. – Но если эта морда будет драть кожаный салон, я высажу его на трассе.

– Не высадишь, – с улыбкой говорит моя мышка. Развернувшись назад, сюсюкает с котом: – Не слушай его, Чёрненький. Ничего он тебе не сделает, этот злюка. Ты же знаешь, что он только с виду такой грозный, а на самом деле добряк из добряков.

Ухмыляюсь. Ага, добряк.

Видела бы она, как я недавно спарринг-партнёра размотал. Тренер был в восторге.

Спорт всё ещё мне очень помогает. Внутренний негатив, который сидит во мне из-за отца – это хорошая батарейка. Я направляю всю эту энергию на тренировки. Тренер обещает, что скоро получу КМС. А потом и на мастера спорту могу замахнуться. Да и вообще, с моими данными мог бы участвовать в серьёзных турнирах по вольной борьбе. Но я пока это обдумываю.

Наблюдаю в зеркало заднего вида, как Чёрный запрыгивает на заднюю полку и, распластавшись там, закрывает глаза. Алина садится прямо, и я протягиваю ей правую руку. Она подаёт мне тоже правую, чтобы состыковать наши кольца. Гравировки на них соединяются, образуя слово «любовь». Половинка этого слова написана на её колечке, а другая половинка у меня.

Я хочу сделать такую татуировку, но пока не готов портить красивое тело Алины никакими надписями. Хотя она согласна и даже в восторге от этой идеи.

Наша свадьба была очень скромной и состоялась спустя месяц после того, как мы узнали о беременности.

В общем, данное Столярову обещание сдержать не удалось. Алина не доучилась даже до конца первого курса, взяла академ. Я перевёлся на заочку.

Судьба всегда вносит свои коррективы. Мне нынешние коррективы нравятся. А Столяров всё это переживёт. У него там женщина появилась. Спортивный врач, массажист. Мой тесть теперь не такой бука, как раньше.