Пепел революции
Шрифт:
–Откуда едешь, мил-человек? С севера?
–Да, оттуда. Из Киева.
–Сейчас оттуда все едут. Да только поездами. На север никто не едет. Ты не поездом добрался?
–Нет. От самого Киева верхом. А ты в ближайшее время поездом не жди, они не будут ходить.
–Что?! Почему? Красные перекрыли все дороги, ироды?
–Нет, что ты,-незнакомец ухмыльнулся, подумав о чем-то своем,-они этого точно делать не будут. На пути неподалеку отсюда я видел поезд на путях. Его разграбили, а большинство пассажиров убили. Поэтому, пока власти сменятся, пока разберутся что случилось…В общем, нескоро поезда увидишь.
–Да кто же это сделал?! Бандиты какие?
–Не
Смотритель стал судорожно думать, что предпринять. Новости были очень плохие. Красные двигались очень быстро из Киева на юг, может уже и в его уездный город добрались. И что, как он поедет туда, когда не понятно какая власть, старая, новая или вообще никакой?
–У тебя связь с соседними станциями есть? – невзначай спросил гость.
–Откуда там, – думая о своем ответил смотритель. Полгода сидим без связи, потом кое-как наладят, через неделю снова тишина.
Гость заметно успокоился и приступил к еде. Смотритель же, не избалованный человеческим общением, не собирался сдаваться так скоро.
–Как зовут-то тебя, человече? Не сердись, не правильно это сидеть не знакомившись. Я, к примеру, Матвей Федорович.
–Евгений Яковлевич. Кильчевский.
–Евгений Яковлевич, уж не в Одессу ли путь держишь?
–Туда, к морю, туда. Откуда догадался?
–А тут других направлений-то и нет. Или на север, в Киев, или на юг. Но на север,-хихикнул старик,-никто сейчас не поедет. Здорово красные белым всыпали?,– старик гнусаво засмеялся, потом опомнился, кто перед ним, и испуганно заерзал,-ты извини меня, Евгений Яковлевич, глупого старика, я не хотел…
–Всыпали хорошо. Сейчас все бегут на юг, стараясь спасти свою шкуру. Скоро будут здесь и скинут всех в море.
–Да что же это такое, Евгений Яковлевич, неужто никогда не закончится эта война? Сначала немцы, потом гетман, потом красные, потом белые, теперь снова красные. А потом что? Турок придет или поляк какой?
–Никто не знает. Все куда-то бегут.
–А ты сам, Евгений Яковлевич, не военный? Прости, что спрашиваю, но у тебя шинель и шашка. Отбился от своих, чтоля?
–Нет, Матвей Федорович. Не военный. Какая была одежда, такую и одел.
–Ты не здешний, вроде. Из Москвы, поди?
–Нет, я из…не отсюда. Далеко мой дом, да и дома уже нет никакого.
–Не боишься ты, Евгений Яковлевич, что в шинели офицера и с нездешним выговором тебя махновцы поймают? Знаешь, что они с пленными беляками вытворяют?
Гость криво ухмыльнулся, но не ответил.
–А что, бывают в здешних краях махновцы, отец? Далековато-то же от Гуляй-поля.
–А кто их поймет, махновцы это али какие другие бандиты? Бывает, приезжают какие-то. Приедут, посмотрят станцию, остановят для проверки пару поездов и бывай.
Кильчевский почти полностью высох за время неспешного разговора, однако, как заметил смотритель, пистолет держал на расстоянии вытянутой руки.
–Как думаешь, Матвей Федорович, до утра закончится дождь? Мне ехать надо, и так столько времени потерял.
–Бог его знает. Я уже снег ждал, а дождь полил окаянный. Ты можешь пожить у меня, пока он не прекратится. Как ты дом-то мой нашел? Если не знать, где он, его никто не может увидеть.
Гость промолчал. Потом потянулся к своему саквояжу, порылся там и достал бутыль с мутной жидкостью.
–Спирт. Давай выпьем, отец. Такая ночь на дворе, что никакой черт носа своего не высунет. Можем с тобой сегодня спать спокойно.
–Ты же высунул,-возразил смотритель. И не только высунул, а проделал большой путь
Под спирт пошел уже другой разговор. Евгений Яковлевич рассказывал старику о ситуации в Киеве и Харьков, о ценах там, о дефиците. Смотритель поведал о своей семье, умершей много лет назад жене и дочках, которые еще до войны уехали в Москву. От них последнее время не было вестей, и он очень тревожился.
Постепенно, под старческие причитания и после выпитого, гость задремал прямо за столом. Из самых глубин его разума появились странные сны. Или же это была явь? Видел он, как ищет его какая-то тень, носится по голой степи от одной могилы к другой. Носится и не может найти. Наконец, добралась тень до разбитого поезда, покружила рядом, и полетела в сторону чудовищ. Потом поняла, что взяла неверный след, вернулась назад и начала медленно кружиться вокруг вагонов, то поднимаясь высоко над землей, то проникая в темные вагоны, и шмыгая между колес. Она чувствовала его, чувствовала и не могла найти. То злодеяние, которое случилось с поездом, спутало его след, тень не могла определить направление, оно было едва различимо под тяжестью кровь и ужаса убитых людей. Не обращая внимание на ничего не понимающих призраков, удивленно летающих в свою первую ночь после смерти, тень еще немного покружилась вокруг поезда и полетела на восток, где на горизонте уже начинала светлеть нить рассвета. Кильчевский был безмолвным наблюдателем этих метаний тени и, когда наконец она улетела, он почувствовал ни с чем не выразимое облегчение. Его враги не смогли обнаружить эту богом забытую станцию. Ночь и день за ней он в безопасности, а за это время надо уехать как можно дальше. Смерть людей в поезде, лютая и страшная, послужила ему на благо, и он мысленно во сне поблагодарил их, невольно помогающих ему после смерти.
Затем картина сменилась. Он увидел каменные стены, длинные темные проходы, где несмело горели лампочки. В конце самого темного коридора была неприметная дверь, где сидели несколько человек. Было видно, что это очень влиятельные люди, которые занимались непонятным ритуалом. Один из них, лысый и невысокий, бормотал что-то, постоянно поглядывая в потрепанную книгу, другой, в очках и с бородкой, расставлял предметы в нужной последовательности. Второй иногда бросал быстрый взгляд на своего лысого товарища, в котором читались сложные чувства. Высокомерие, потому, что лысый был недоучкой в том деле, которым сейчас они занимались, презрение, потому, что его товарищ испытывал жуткий, смертельный страх, и, конечно, восхищение. Восхищение потому, что он делал то, что никогда и никто еще не решался. А именно, приносил в жертву целые народы и подчинял навечно их потомков темной силе. А залогом выполнения соглашения был сам лысый коротышка. Человек в очках сам предложил этот вариант, но спрашивая себя в тайне, смог бы он решиться на такое, он не находил ответа.
Наконец, все было готово и можно было начинать. Вдруг один из присутствующих удивленно обернулся в темноту.
–Здесь кто-то есть. Он смотрит.
Лысый подпрыгнул и испуганно поднес керосинку к темному углу.
Здесь было больше нечего делать, и сон унес его дальше. Во сне он знал, что предстоит, он видел это уже много раз и мог выполнить все действия не хуже лысого. Утром, конечно, он не вспомнит ни своего сна, ни знания о том, что видел.
Теперь он был у моря, волнующегося и серого. Море звало его, оно тянулось к нему. Море знало способ, как можно очистить все, что произошло. Все смыть, начать все заново.