Пепел

Бунькова Екатерина

— Пузыри будут? — спросил я, когда она придвинулась ко мне, чтобы смазать шею и подбородок.

— Нет, — ответила Лан. — Но болеть будет долго.

Это я и без нее знал. Даже солнечные ожоги болят по нескольку дней, а тут такое. Эх, и почему мне так не везет? Впрочем, учитывая мою черную молитву…

Нанеся первый слой, Лан почти сразу наложила и второй. Это было уже не так болезненно, а, напротив, даже приятно: она больше никуда не торопилась, и не касалась меня кожей, скользя в паре волосков над ней. И снадобье было восхитительно-прохладным. По комнате от него разливался запах

хвои и прелой листвы, напоминая почему-то о болоте: месте грязном, но весьма сыром и прохладном, о каком мне сейчас и мечталось.

Наконец, Лан смазала все пострадавшие участки и взялась за бинты, но, осмотрев меня, передумала и сказала:

— Давай-ка я лучше просто тканью сверху накрою, не буду бинтовать. Ты не ходи никуда сегодня. Я принесу тебе ужин сюда.

— Они будут смеяться надо мной, — сказал я и прикусил язык. Докатился: жалуюсь жене.

— Они так и так над тобой смеются, поэтому какая разница? — пожала плечами Лан, укладывая обратно разворошенный сундучок. Ну, спасибо. Утешила. Ты сама доброта.

— Почему? — спросил я спустя некоторое время.

— Что «почему»? — не поняла она.

— Почему они смеются надо мной? — уточнил я.

— Потому что им надо над кем-то смеяться, — пояснила она. — Мужчины расстроены тем, что мой выбор пал не на них, и ищут в тебе недостатки. А ты, словно специально, даешь им массу поводов для пересудов.

— Но я делаю все, что от меня требуется, — с трудом сдерживая возмущение, сказал я.

— Забудь. Мне все равно не объяснить, — вздохнула Лан, убирая сундучок на место. — Лежи спокойно, постарайся не двигаться. Я закончу работу и вернусь.

Совершенно естественным движением она чмокнула меня в губы и ушла, оставив наедине с болью и мешаниной чувств.

Болеть без слуг — не самое приятное занятие. Никто не приносит тебе чай, не поправляет подушки, не помогает встать, чтобы дойти до уборной. Стоять, кстати, было тяжело: по телу разливалась неприятная слабость. Я совершил один такой поход и решил пить поменьше жидкости, чтобы пореже приходилось покидать постель. Попытался читать книгу, лежащую на прикроватном столике, но обнаружил, что она на южном наречии, которого я не знал. Поковырял дырочку в шве одеяла. Потом натянул волос между пальцев, послюнявил его и катал туда-сюда прозрачные капельки, пока и это мне не надоело. После этого я от скуки принялся вспоминать лица всех известных мне высокородных и пришел к выводу, что большая часть из них подозрительно похожа на портрет моего деда со стороны матушки.

Снадобье Лан, к счастью, подействовало, и кожа словно онемела. Боль не пропала, но перестала быть такой яростной, и пока я лежал, не шевелясь, о ней можно было даже не думать. Так что когда у меня закончились идеи, чем бы занять себя, я забылся неглубоким, тревожным сном.

Разбудила меня Лан со своей дурацкой кастрюлькой.

— Я тебе кашу принесла, — сказала она, садясь на край кровати.

— Спасибо, я не голоден.

— Уверен? — нахмурилась Лан.

— Уверен, — ответил я: мысль о еде была почему-то неприятна, а от запаха каши даже подташнивало. К счастью, Лан отнесла кастрюльку на стол в другом конце комнаты, и

запах пропал.

— Выпей хотя бы травяного отвара, — сказала она, возвращаясь ко мне с бокалом какой-то жидкости.

— Ну, Лан… — начал я, но сразу заткнулся, осознав, что сказал это с такой же интонацией, с которой когда-то обращался к няне, уговаривавшей меня есть капусту. Докатился.

— Пей, — сказала Лан, помогая мне сесть: в теле отчего-то разлилась чудовищная слабость. Я послушно сделал несколько глотков, и Лан отставила бокал. Потом еще раз глянула на меня, нахмурилась и приложила ладонь к моему лбу.

— У тебя жар, — сказала она обеспокоенно. Я сонно моргнул: у меня действительно шумело в ушах, и ужасно хотелось завалиться обратно. Лан снова забренчала своими склянками, накапала в бокал какой-то пахучей дряни и сунула его мне под нос.

— Не надо, — вяло отмахнулся я.

— Или ты пьешь сам, или я позову Эдара: он будет держать тебе челюсти, и мы напоим тебя насильно.

Я вздохнул и допил содержимое бокала. С новым снадобьем оно приобрело мерзкий сладковатый привкус. Лан удовлетворенно кивнула и убрала его. Потом еще немного послонялась по комнате, прибирая вещи, вернулась ко мне и прилегла на другой стороне кровати, подперев рукой голову. Некоторое время она разглядывала меня, мягко улыбаясь, поправляла мои волосы и торчащий край бинта, а потом пододвинулась поближе, уложила голову на мою подушку и глубоко вздохнула, пощекотав мне ухо.

— Знаешь, ты такой хрупкий, — заметила она.

— Сама такого выбрала, — огрызнулся я.

— И очень чувствительный при этом, — словно не заметив моих слов, продолжила Лан, поглаживая меня по плечу тыльной стороной пальцев. Я вздрогнул. Точно. Сегодня же моя ночь.

— Если тебе так трудно, — она придвинулась еще ближе и зашептала мне на ухо, — я могу оберегать тебя. Как дитя. Хочешь? Со мной никто не поспорит.

— Нет, спасибо, я как-нибудь сам, — возмутился я: еще такого унижения мне не хватало!

— Но тебе тяжело, — заметила Лан, осторожно целуя меня в ухо.

— А ты думаешь, если ты запрешь меня в клетке, мне будет легче? — спросил я, повернув к ней голову и посмотрев прямо в глаза. Ожог на шее тут же заполыхал, напоминая о себе. — Или, быть может, мне будет легче, если все твои подданные будут открыто насмехаться надо мной?

— Прости, — она опустила глаза. — Но я правда не знаю, чем тебе помочь. Я пыталась что-нибудь придумать…

Мы помолчали, думая каждый о своем. За окном сгущались сумерки. Со стороны восточного сада долетали звуки голосов — это ночь вступала в свои права.

— Ты будешь делать ЭТО сегодня? — наконец, спросил я, стараясь произносить слова без эмоций.

— Нет, — Лан помотала головой. — Ты же болен.

Я кивнул и поморщился: опять забыл про ожог на шее.

— Тогда давай спать, — предложил я. — Глаза просто слипаются.

Лан не стала спорить. Осторожно накрыла меня тонким одеялом, свернулась рядом клубочком, и через пару минут уже спала. А я отчего-то еще долго лежал и думал. Наш разговор снова и снова прокручивался в моей голове, прогоняя сон: Лан предложила мне жизнь без хлопот и забот, а я отказался. Почему?