Пепел
Шрифт:
Позже Зона научит меня поменьше думать о других и больше заботиться о себе, но, когда ты молод и неопытен, смерть хоть сколь-нибудь знакомого человека вызывает оцепенение.
Святой вернулся немногим позже нас. По его лицу все поняли, что результаты разведки неутешительны. От негодования сморщились вытатуированные католические кресты и колючки на его лице.
— Я такого дерьма в жизни не видел, — Святой кинул пустую флягу на землю и сбросил автомат, казалось, что он единственный до последнего не верил в пространственную
Фил подошёл к Святому, похлопал его по плечу, сказал что-то вполголоса, и татуированный переменился в лице. Как и вчера, Святой сел под дерево и закрыл глаза, будто решил вздремнуть. Впрочем, мне он казался неуравновешенным даже в таком состоянии.
Почти все из нашего отряда ушли изучать артефакт, большая часть вояк разбрелась по деревне: кто на рыбалку, кто на разведку и посты. Немногие из служивых верили в хороший исход с артефактом, особенно после гибели лейтенанта.
Я вспомнил про странное наваждение в озере: тонкие белые нити. Они помогли мне, причём никто, кроме меня, их не видел.
Чем больше вглядывался в костёр и погружался в свои мысли, тем больше мне казалось, что там на кончиках языков пламени в дрожащем воздухе стоит Прохоренко и машет мне рукой.
В костре громко треснуло, и видение прошло. Я заметил на себе пристальный взгляд майора. Офицер сидел напротив, за костром, явно собираясь мне что-то высказать.
— Молодой ты для наёмника, совсем пацан.
— Ваш лейтенант тоже нестарый был, — сказал я, будто это майор был виновен в его смерти. Злая ирония сорвалась с губ сама по себе.
— Я его почти не знал, да и будь он из моей роты, я бы горевать не стал. Работа у нас такая. Вот как вернусь домой, так может, водки в стакан налью, может, даже слезу пущу. А сейчас нет.
— Знаете, какой у него послужной список? — встрял в разговор Святой, он даже не открыл глаза. — У Ханурика нашего. Когда читал, глазам своим не верил, да и сейчас не верю.
Правильно, что не веришь. Знал бы ты, кто и за какие деньги подделывает эти документы…
— Ну не знаю, — майор посмотрел на меня с жалостью. — Внешность обманчива. Если уж он с вами здесь, то не просто так. Да, Ханурик? Вот лейтенанта ты нашего мог бы и спасти.
Укор Кролина меня задел, и я повернулся, боком, сделав вид, что с этой стороны ещё толком не просох.
Я понимал, что утонул совсем незнакомый мне человек, который умер бы здесь и так. Я понимал, что ни в чём не виноват, но почему-то хотелось расплакаться. Хотя кого я обманывал? Мне было страшно за себя, а подавление сильных эмоций расшатывало психику во все стороны.
Вот что бывает, когда студент-неудачник пытается строить из себя сурового наёмника в сердце Зоны больше суток.
— Он выполнил приказ командира, — неожиданно заступился за меня Святой.
— Да, ваш командир сам полез в воду, вот это смело.
— А вам смелости не хватило? — ехидно произнёс Святой, но майор предпочёл
Из дома вышел Павел Андреевич, учёный выглядел озабоченно, видимо, что-то у него не получалось.
— Святой, поможешь мне?
— У вас там столько рук и не справляетесь? — усмехнулся Святой, но всё же поднялся с места, отряхнулся и пошёл за учёным.
Ещё вчера мы договорились о том, чтобы бросить вояк, но сейчас, во мне пробудилась тревога и подозрения, что бросить собираются и меня. Дурные мысли. Я снова повернулся и вытянул руки к огню, одежда почти полностью просохла, правда вся провоняла дымом.
— Так и зачем ты в наёмники подался? — продолжал пытать вопросами майор.
— Деньги нужны.
— И что, хорошо платят?
— Надеюсь, — сказал я, а военный улыбнулся.
— Я вот за деньгами никогда не гнался, с детства ровнялся на благородство и честь. Эх! Поздно узнал, что в офицерском мундире давно уже нет никакой чести. Ты можешь воровать, а можешь воротить нос, можешь брать взятки, а можешь строить из себя честного. Я вот всегда строил честного и ничего не мог с собой поделать. В ответ получал лишь презрение. Вообще, у меня родной брат – криминальный авторитет. Не раз звал меня к себе, но я знаю, что это не моё. А вот ты согласился бы?
Размышления Кролина вызывали неприятное раздражение внутри. Его взрастила система, в которой коррупция уничтожила всё, даже криминал оказался на голову выше и, возможно, даже возглавлял эту систему.
— И что, хорошо платят? — повторил я вопрос майора с иронией.
Офицер снова предпочёл не отвечать, вместо этого задал очередной вопрос сам:
— Не боишься, что они тебя кинут?
— А должен? — я сохранял безразличное лицо, в то время как ускорялось моё сердцебиение, майор тоже о чём-то догадывался.
Я как бы невзначай отклонился назад, рукой нащупал на земле разгрузку, в кармане которой лежал КПК и долгим нажатием сквозь ткань активировал передачу. По крайней мере, рассчитывал, что у меня получится.
— Ну всякое бывает. Не хочешь сходить проверить? — допытывал Кролин.
— Что проверять? Буду нужен – позовут, они не из тех, кто бросает товарищей, — мне было смешно от собственных слов, трудно врать о том, во что не веришь сам.
— Ну ладно, — ухмыльнулся майор, его взгляд стал ещё подозрительнее.
Ему всё же удалось взрастить то зерно сомнения во мне, которое я сам и посеял. В доме царила подозрительная тишина, но, чтобы не выдавать себя и свой отряд лишний раз, я терпеливо сидел у костра и старался верить в наличие наёмничьей чести хотя бы по отношению к своим.
Вопреки худшим ожиданиям на порог вышел Фил с таким же задумчивым видом, как и Павел Андреевич минутами ранее. С тех пор как мы вернулись с озера, командир даже не присел у костра, чтобы нормально обсохнуть. Он будто бы и не замечал мокрую одежду на себе.