Пепельное небо
Шрифт:
Больше часа они едут в полном молчании. Холемы скользят мимо машины, как змеи. Водитель наезжает на них, и они хрустят под шинами. Прессия понятия не имеет, сколько им еще ехать. Всю ночь? Несколько дней? Как долго еще будут длиться Мертвые земли? Кончатся ли они когда-нибудь? Куда ни направься, неизменно приходишь к ним. Никто никогда не пересекал их от начала до конца. По крайней мере, насколько знает Прессия. Она слышала, что холемы здесь хуже, чем на Бутовых полях — более быстрые, более голодные. Вдруг Ингершип везет Прессию к охранному посту, чтобы выпытать у нее информацию, а затем оставит
Наконец, впереди на горизонте что-то показывается — гора? Когда они подъезжают ближе, Прессия уже уверена, что возвышенность покрыта растительностью. Машина подъезжает к горе и начинается серпантин. Дорога с трудом видна. Один раз на повороте Прессия выглядывает вниз в долину и замечает сельхозугодия, окруженные Мертвыми землями. Она видит пышные поля, но не пшеницы, а чего-то темного, тяжелого, усеянного желтыми цветами, ряды стоячих стеблей, зелени и непонятных пурпурных плодов. Среди грядок ходят солдаты-новобранцы в зеленых униформах УСР. Некоторые катят маленькие пластиковые цистерны и распыляют на растительность. Другие, по-видимому, собирают образцы. Солдаты вялые и еле передвигаются, их испорченная кожа подставлена тусклому солнцу.
Также Прессия видит пастбища крупнорогатого скота, животные более лохматы, чем коровы, с длинными мордами и безрогие. Они топчутся возле теплиц. Дорога поворачивает, она ведет к желтому каркасному дому, и немного вдали от дороги виднеется красный сарай, такой яркий и красивый, будто не было никакого Взрыва. Это выглядит так удивительно, что в это сложно поверить.
Прессия помнит такого рода вещи из вырезок Брэдвела и, совсем смутно, из своей памяти. Ее дед, когда был маленьким, жил в деревне.
— Сельское хозяйство — относительно новое изобретение, если рассматривать его в контексте всего опыта Homo sapiens, — говорит Ингершип. — Если нам удастся возродить его и производить большее количества пищи, чем нам нужно, мы сможем восстановить прежнюю жизнь.
Но выжженная земля враждебна, семена мутировали, солнечный свет закрыт сажей и пеплом. Люди сажают что-то на подоконниках из семян растительности, которая не ядовита. Они ухаживают за ними и убирают на ночь, чтобы никто не украл. В основном все предпочитают гибридных животных, которых могут поймать. При такой жизни нелегко выкормить животное и требовать этого от большинства людей, которые пытаются выжить сами. У каждого поколения животных свои генетические мутации. От одного вы можете заболеть, а от его собрата — нет. Лучше вживую увидеть животное — убедиться, что оно здорово — прежде чем есть его.
— Так много растений, — говорит Прессия. — Достаточно ли им солнца?
— Было несколько попыток кодирования. Сколько солнца нужно растению? Можем ли мы изменить это количество? Теплицы использовали механизмы и отражающие поверхности, чтобы собрать свет, сохранить его и передать листьям.
— А пресная вода?
— То же самое.
— А что это за растения?
— Гибриды.
— Знаете, сколько людей вы сможете накормить всей этой едой? — Прессия понимает, что это звучит несколько вызывающе, но Ингершип воспринимает это как правомерный вопрос.
— Если бы все это было съедобным, мы могли бы накормить одну
— Это все несъедобно?
— У нас есть некоторые успехи. Скудные, если честно. Мутации выходят из-под контроля. Не всегда все можно спланировать.
— Одна восьмая часть населения съест это, наплевав, съедобно это или нет, — говорит Прессия.
— О, нет, не одна восьмая часть несчастных. Это была бы одна восьмая часть тех, кто живет под Куполом, чтобы обеспечивать их и поддерживать, когда они возвратятся к нам, — отвечает Ингершип.
Купол? Но Ингершип работает в УСР. Он начальник Эль Капитана. УСР планирует завладеть Куполом. Они формируют армию.
— А что насчет УСР? — спрашивает Прессия.
Ингершип смотрит на Прессию и улыбается одной стороной лица.
— Все станет ясно.
— Знает ли об этом Эль Капитан?
— Он знает, не зная, что знает. Не хочешь ли сказать ему, что я живу здесь в шатре… как арабы в былые времена в пустыне?
Она не понимает, шутит он или нет.
— Арабы, — повторяет Прессия, как Хельмут. Она думает о свадьбе родителей, вспоминает, как дед описывал белые шатры и скатерти, белый торт.
— Шатер. Поняла? Это приказ. — Голос Ингершипа внезапно становится жестким, как будто не только его лицо, но и связки наполовину сделаны из металла.
— Поняла, — быстро отвечает Прессия.
Затем на несколько минут повисает молчание, после чего Ингершип говорит:
— В свободное время я вожусь с древностями. Я пытаюсь вернуть продукты, которых больше нет. Все еще не могу добиться идеала, но уже близок к нему. — Ингершип глубоко вздыхает. — Немного старомодной культуры.
Старомодной культуры? Прессия даже не пытается понять, что это может значить.
— Где вы берете устриц? — спрашивает она.
— А, — подмигивает Ингершип, — это маленький секрет. Должен же я оставить хоть один козырь в рукаве!
Прессия не понимает, зачем ему оставлять что-то в рукаве.
Водитель припарковывается перед широкими ступенями крыльца, и Прессия вспоминает текст колыбельной, которую пела мама — одинокая девушка танцует на крыльце. Из дома выходит женщина, приветствуя их. Она в ярко-желтом платье, в тон дому, ее кожа выглядит настолько белой, что кажется, светится. Неужели она Чистая? Но вдруг Прессия понимает, что это просто не ее кожа. Это пластинки тонкого, эластичного и блестящего материала. Они облегают каждый дюйм тела женщины, на руках у нее перчатки, а для глаз и рта существуют маленькие аккуратно вышитые отверстия. Теперь, когда женщина близко, Прессия видит отверстия ее ноздрей. Женщина так же худощава, как Ингершип, с костлявыми угловатыми плечами.
Ингершип вылезает, Прессия следует за ним. Когда его жена восклицает: «Замечательно! Я так рада, что вы сделали это!», ее оболочка не шевелится. Она идеально соответствует мышцам лица — сморщивается вокруг губ, остается плоской на носу. На женщине надет парик пышных светлых волос, который скрывает уши и держится на защипке сзади на шее. Она не решается спуститься и стоит, держась за перила.
Прессия поднимается вслед за Ингершипом по лестнице и останавливается на крыльце. Ингершип целует жену в щеку. Но это же не ее щека! Это кожаная оболочка.