Пепельное сердце
Шрифт:
— Представь себе, что вся страна выглядит похожей на отпечаток человеческой ноги, у которого есть только четыре пальца. Только верхняя часть ноги, вероятнее всего напоминает отпечаток лапки ящерицы — с острыми когтями вместо пальцев ног.
Пальцем он протянул жидкость до тех пор, пока лужа не приняла форму и контур изрезанной ущельями страны, которая действительно отдаленно напоминала отпечаток ноги. — Внизу на изгибе пятки лежит Меловая гавань. Если продвинуться дальше, вдоль внешней кромки ноги, посередине по направлению к маленькому пальцу
— А Цитаделль? — спросила Саммер.
— Ты даже этого не знаешь? — Фаррин ткнул указательным пальцем на самое северное место — вершину самого большого когтя.
— Торьян — это полуостров? — вырвалось у Саммер само собой.
Её настроение в сию же секунду испортилось. «Намеренно ли умолчал Анжей, что они должны будут путешествовать по всей стране? «Серьезно? О чём ты все-таки думаешь? О том, что вор говорит правду?» Сейчас голос новой жизни звучал злорадно.
Фаррин кивнул.
— Самый большой полуостров. Последнее королевство. Король Берас управлял самой северной частью страны, то есть всем Торьяном. Его белая Цитадель была символом непреодолимости. Высокие здания со стенами, которые настолько гладкие, что в них отражается море. Со стороны гор город окружают крутые склоны скал, которые тянуться до самого моря. Около Торьяна море — это котел, наполненный утесами, вихрями, отмелями и бесчисленными скалами, которые возвышаются как зубы акулы над водой. Поэтому часто полуостров называют «Акулья пасть». Захватить Цитадель с морской стороны фактически невозможно.
— Однако черной Леди это удалось, — заметила Саммер.
Лицо Фаррина помрачнело. Он допил остатки вина и со стуком опустил бокал на пол так, что тот треснул.
— Один из добровольцев сказал, что она — княгиня, — осторожно добавила Саммер. — Весь Анаканд боится её. От трактира к трактиру вокруг неё блуждают авантюрные истории. Говорят, в нескольких лордах она нашла сильных союзников.
Фаррин фыркнул.
— Слишком много, — пробормотал он.
Саммер надеялась, что он расскажет ей что—то ещё, но молодой офицер молчал.
— Может быть такое, что она и вовсе не существует? — спросила она. — Вероятно, она — только страшная сказка, потому что нет ничего страшнее невидимого врага?
В сумерках раннего утра она увидела, что его хищные глаза имели янтарный оттенок. Они были мрачными, будто Фаррин — воин пережил немало бессонных ночей.
— Было бы лучше, чтобы ты поверила в неё, — прорычал он. — И обдумать хорошо, на чьей ты стороне, когда с ней встретишься.
Саммер вздрогнула. Это было слишком наивно, как, если бы она своим вопросом нарушила безопасную почву невинной беседы. Теперь она балансирует на тонкой грани между недоверием и дружбой. Его взгляд был настолько пронзителен, что она
— Что ты хочешь этим сказать? — тихо спросила она.
— То, что мы знаем нашего врага, — отвечал он. — Даже слишком хорошо. То, что мы нуждаемся в каждом мужчине и женщине. Потому, что мы должны победить её. А потом уже ничего не будет таким, как раньше. Ничего, Тая.
— Ты хочешь нанять меня? И убедить меня, чтобы я позволила наколоть себе липовый лист на руку? Чтобы я поверила в волшебство и не думала, что этот самый липовый лист служит только для того, чтобы отличить своих мертвецов на поле сражения? — ещё до того, как она произнесла эту фразу, она поняла, что зашла слишком далеко. — Я не много в этом понимаю, — смягчилась она. — Как я уже говорила, для меня это только короткая поездка. И при этом я определенно не буду становиться на чью-то сторону.
— Пока ещё нет, Тая, — мрачно ответил Фаррин. — Но если ты когда-нибудь попадешь в затруднительное положение, вспомни мои слова. И убегай до тех пор, пока ты ещё можешь.
Саммер выдавила из себя улыбку, которая впрочем не особенно хорошо ей удалась.
— Я… подумаю об этом.
Фаррин встал и протянул руку, чтобы помочь. Саммер сделала вид, что не заметила этот жест, и встала сама, не допуская прикосновения.
— Спасибо за вино. И... удачи.
— Тебе того же, — ответил он со всей серьезностью.
Он хотел уже отвернуться, но Саммер, почему то не смогла отпустить его таким — грустным и расстроенным, с головой, наполненной негодования и темной опасности.
— Эй, Фаррин! — окликнула она его. — И последний вопрос. Неужели это правда, что вы на Севере не знаете ни одной песни?
Он помедлил, но затем намек на улыбку осветил выражение его лица.
— Ты шутишь, Тая из Белтера? — насмешливо спросил он. — Северяне изобрели пение! Оставьте себе свои грустные и сентиментальные южные баллады.
Когда он пошел к другим офицерам, насвистывая быструю мелодию, на Саммер, словно волны, накатывали образы, и она полностью растворилась в них.
***
Старый мужчина с инструментом всё ещё всматривался в море, над которым уже лежало светлое покрывало утра. Он не выглядел особенно заинтересовано, когда Саммер подошла к нему.
— Мне понравилась твоя музыка! — сказала она. — Почему ты прекратил играть?
Он повернулся спиной к морю, но не сделал ни одного движения, чтобы взять свой инструмент.
— Потому что уже утро, — прозвучал неприветливый ответ. — Время для игр закончено.
— Солнце ещё не взошло. Сыграй ещё одну песню? Для меня?
— У меня не осталось песен для тебя. Если хочешь услышать музыку, будь любезна, спой сама.
— Пожалуйста! — Она надеялась, что её голос не звучал умоляюще, но видимо она не смогла обмануть музыканта. Он поднял брови и посмотрел на неё настолько пристально, что Саммер стало не по себе.
— Ты выглядишь так, будто бы увидела привидение, — заметил он. — Но музыка тебя не спасет.