Перебежчик

Незнанский Фридрих Евсеевич

– Поэтому пусть она сегодня не звонит?

– Да, – сказал я. – И, пожалуйста, все остальные переговоры – тоже завтра.

Но только положил трубку, как снова раздался звонок. Я почти был уверен – это Катя. По продолжительности звонков было понятно и другое. Она только что набирала мой номер – было занято, но я дома, и, значит, чем дольше буду не отвечать, тем подозрительнее это будет выглядеть.

– Гордеев, – сказала Катя охрипшим голосом. – Ты где был?

– Во-первых, здравствуй!

– Привет, –

ответила она. – Так ты мне все-таки объясни… Я целые сутки звоню, как последняя дура, ты не отвечаешь… – ее голос дрогнул. – Опять оперативно-розыскные мероприятия?

– Вроде того, – промямлил я. – Ни минуты свободной.

– Ты теперь адвокат, если не ошибаюсь, – напомнила она. – Так что не ври. Мы с тобой не муж и жена, ты не обязан передо мной оправдываться, но я имею право хотя бы знать, что с тобой ничего не случилось?

– Конечно…

– Да что с тобой?

– Ничего, но ты прекрасно знаешь, что я не могу говорить по телефону. И даже не могу спросить, где ты сейчас находишься.

Зря я это сказал. Телефон великолепно передает интонацию, о чем я иногда забываю.

– Что все-таки случилось? – спросила она после паузы. – Я же чувствую! Твой Райский утешал меня, как мог. Намекнул, что это делается во имя моей же безопасности… Юра, что происходит? Я понимаю, у тебя сейчас другая девушка, как ты говорил, чтобы отвлечь их от меня… Да? Неужели ради достоверности и правдоподобия ты пошел на все?

Я не знал, что и сказать. Сказать «да» – одни последствия. Сказать «нет» – другие. И все это просто невозможно просчитать в считанные мгновения. Бросить трубку? Еще хуже.

К тому же во время паузы мне показалось, будто в трубке появился характерный фон, едва заметный, но довольно мне знакомый, как правило, присущий подслушивающей аппаратуре.

– Послушай, это не телефонный разговор. У нас произошли неприятности, о которых я не имею права рассказывать. Можно отложить до завтра?

Это прозвучало довольно раздраженно и вызвало совсем другую реакцию, чем я рассчитывал.

– Хотя бы скажи… – умоляюще протянула она. – Все остается по-старому, да? Как прежде?

Что я мог ей сказать, если я должен был одновременно думать, какое впечатление это произведет на нее и на тех, кто нас слушает.

Телефон – страшная штука. Все мои неприятности – в основном через телефон. Я всегда это знал, ибо не раз предоставлялась возможность в этом убедиться. Телефон может убить человека, пусть морально, но иногда это убийство страшнее, чем от ножа или пули.

– Все в порядке, – сказал я ей, вернее, сам себе. – Все остается по-старому. Как ты вообще могла что-то такое подумать?

– Значит, могла, – сказала она, не скрывая облегчения. – Ты же как со мной познакомился? Только раз увидел и уже пристал…

– И ты говоришь это при мамочке? –

спросил я, невольно прислушиваясь к злополучному фону. Будь что будет, в конце концов. Не мальчик, пора бы знать – не следует мешать водку с пивом, а работу с интимными отношениями. А тут теперь сам черт не разберет, где заканчивается одно и начинается другое.

– Успокойся, она давно спит, – ответила Катя. – Очень, кстати, переживала вместе со мной, что там с тобой случилось. А как же, говорит, все-таки зять, представляешь?

– Передай ей привет, – и чуть не добавил: ну все?

Наташа не такая. Она бы меня не доставала на ночь глядя со своей мамочкой… Похоже, сегодня у Кати на работе не было никаких презентаций. После них обычно она валится с ног. А тут столько нерастраченных сил и эмоций… Решила, что ли, именно сегодня отдохнуть?

– Я, конечно, заканчиваю, но все равно ты сегодня какой-то странный, – сказала она напоследок.

– Вот это с мамой завтра обсудишь, – сказал я, не удержавшись. – Спокойной ночи.

И положил трубку сам, не дожидаясь, пока она прокомментирует это мое заявление.

Усталость сковала меня. Я замертво свалился на диван, не раздеваясь, едва до него дотащившись. Но как только раздался новый звонок, тут же вскочил, чтобы выдернуть вилку аппарата из розетки. Даже не хотелось думать, кто бы это мог быть. А хоть бы и те, кто подслушивают, с просьбой говорить погромче и помедленнее, ибо их устаревшая аппаратура не успевает. Отсюда, кстати, этот фон…

Наташа звонить не могла, когда я уходил, она безумно хотела спать. Кто еще? Похоже, об этом я уже никогда не узнаю.

Но сон, как ни странно, не шел. Глаза слипались, но заснуть не мог.

Как связаться с Лекарским? Надо бы выяснить до конца, кто похитил Олю Реброву, кто, в конце концов, хотел похитить Катю. Или Аркадия Валерьяновича лучше пока не трогать, пока не объявится сам? И то только в крайнем случае. Когда это будет нужно…

Наташа права, хорошо бы спросить напрямую об этом самого Бахметьева.

Это – обязательно. Завтра же, и не откладывая. Что еще?.. Все-таки надо бы сначала подумать вместе с Вадиком, зачем кому-то понадобилось похищать Олю Реброву.

На первый взгляд, все понятно. Если потерпевшая станет на суде выгораживать обвиняемого, его будет невозможно посадить. А значит, кое-что у кое-кого сорвется. Например, сорвется торг. Ведь Игорь – самое слабое место своего отца, точно так же как Катя – мое слабое место. Сплошные шахматы. Только в слабое место, сволочи, и бьют… Особенно когда затевается некая крупная игра, в которой Бах – один из ведущих игроков одной стороны.

Представляю, как сегодня ночью или завтра утром те, кто нас подслушивали, будут ломать голову над расшифровкой нашего разговора…