Перебежчик
Шрифт:
– Мы интересуемся, чем занималась и с кем разговаривала или любезничала Катя Полукарова, – сказал я и почувствовал, как что-то екнуло у меня под ложечкой. Все-таки некрасиво, пользуясь служебным положением, к тому же будучи всего-навсего адвокатом, расспрашивать о поведении на вечеринке своей подружки, пусть даже бывшей.
– А что, я за ней слежу? – дернула она плечиком. По-другому, конечно, она ответить не могла. Самолюбие не позволяло. Так что хорошо бы ее раскрутить.
Вячеслав Иванович свирепо посмотрел на меня. Не пристало ему, далеко не
– С кем она общалась, вы заметили? – продолжал я.
– Что, я разве помню? – снова попыталась она продемонстрировать свое отсутствие интереса к предмету разговора, но, взглянув на сумрачное лицо милицейского полковника, который продолжал каменно молчать, поскольку его вопросы были впереди, добавила: – Ну, был с ней один молодой человек… Интересный, ничего не скажешь. Она все время смеялась, когда с ним танцевала, потом они уехали.
– Имя! – резко спросил Вячеслав Иванович, так, что она даже вздрогнула.
– Чье? – спросила она.
– Этого парня, – сказал я, сохраняя прежний тон. – Вы ведь тоже танцевали, не так ли? Не может быть, чтобы такая, как вы, проскучали весь вечер. А если танцевали, то бывали близко от них и кое-что слышали из того, о чем они говорили… Наверняка вы прислушивались. Ни за что не поверю, что вы ничего не слышали. Катя ведь пользовалась успехом, не правда ли?
– Да, пожалуй… – протянула она. – Ее многие приглашали, но она все время танцевала только с ним. Вообще, она какая-то странная была в последнее время. То ни с кем не хотела знаться, рассеянная какая-то… А тут стала много пить, много хохотала… По-моему, он ее здорово напоил.
И снова я почувствовал, как екнуло под ложечкой. Только приступа ревности мне сейчас не хватало…
– Имя! – повторил Вячеслав Иванович, и она снова вздрогнула. И пожалуй, впервые сообразила, что в ее интересах рассказать обо всем, что помнит.
Само имя этого молодчика вряд ли что-нибудь скажет. Он вполне мог и соврать. Нужно было узнать о нем что-нибудь еще.
– Постойте, она звала его Валерой. Точно. И он отзывался, когда его так называли другие.
Валера, вспомнил я. Так, кажется, звали того самого бывшего мужа жены Баха… Неужели он? Или опять совпадение?
– Вы видели его в первый раз? – спросил Вячеслав Иванович уже помягче.
– Да, они нас к себе пригласили на презентацию как сотрудничающую с ними фирму… Мы вообще со многими сотрудничаем, – добавила она. – Было так здорово… И вот я заметила, когда другие его окликали, он тоже отзывался на Валеру, понимаете?
И она посмотрела на нас, как если бы понимала, что на самом деле для нас это важно, поскольку звать его могли и как-то иначе…
– Хотите сказать, что в этом самом банке его знают? – спросил Вячеслав Иванович.
– Ну да!
– Вы можете его описать? – спросил я. – Потом, если потребуется, мы вас попросим поучаствовать в создании его фоторобота, понимаете?
Она капризно скривилась, немного поморщилась
– Ну какой… Симпатичный высокий брюнет. Светлые глаза. Волосы короткие, кудрявые… Больше вроде ничего примечательного.
– Кто-нибудь еще мог бы рассказать о Кате Полукаровой так же подробно, как вы? – сказал ей что-то вроде комплимента Вячеслав Иванович.
– Может быть, здесь у нее есть друг или поклонник, которому было не все равно, с кем она танцевала, а потом ушла? – спросил я.
Сейчас я был безжалостен к себе. Я делал дело. Мне надо до завтрашнего дня, до конца назначенного срока найти похитителей. Ради этого и Вячеслав Иванович бросил свои дела…
– Да, есть, Витя Косолапов. Хороший мальчик, ее воздыхатель. Правда, безответный. Его позвать?
Вячеслав Иванович вопросительно взглянул на меня. Казалось, он впервые обо мне вспомнил и посочувствовал. И готов был поговорить с этим воздыхателем без меня. Мне же было интересно на него взглянуть. И послушать.
– Конечно, – ответил я. – Даже обязательно.
Она перевела взгляд с Грязнова на меня, задержавшись именно на мне. Но ничего не сказала. Только понимающе улыбнулась, томно приподнялась со стула, после чего так же плавно и неспешно вышла из кабинета.
Тут я вспомнил, что у Кати была моя фотография. Она не носила ее с собой, так что фотография вполне могла лежать на ее столе, под стеклом. И тогда мне лучше в этих расспросах не участвовать. Во мне будут видеть прежде всего ее молодого человека, как принято выражаться, и не более того.
Я сказал об этом Грязнову.
– Я могу сам поговорить с этим Косолаповым, – сказал Вячеслав Иванович. – А ты с кем-нибудь еще…
– В другом кабинете? – спросил я.
Дверь приоткрылась, и к нам заглянуло белокурое создание. Мальчик-херувим. Не то Сергей Есенин, не то сказочный Лель собственной персоной. Это и есть Катин воздыхатель?
И опять что-то екнуло у меня внутри.
– Одну минуту, – сказал я, и вышел к нему.
Не глядя на притихших сотрудников, которые только что обсуждали злоключения Нины за дверью, как расспрашивают абитуриенты у только что сдававшего экзамен – строгие ли преподаватели и к кому лучше идти, к молодому или старому? – я спросил у Катиного воздыхателя:
– Вы можете мне показать, где стол Кати Полукаровой? Я могу на него посмотреть?
Он выполнил мою просьбу, и я увидел то, что хотел. Моя фотография стояла в рамке на письменном столе. По-видимому, она должна была отпугивать от Кати не в меру ретивых соперников.
Мое сердце сжалось, глядя на это. Я снова оглядел сгрудившихся вокруг Катиного стола коллег, дав им возможность сопоставить портрет с оригиналом. Все, мол, теперь убедились, что я и есть этот самый, с фотографии?
С тем и удалился обратно в кабинет. Главное, произвести впечатление. Ничего при этом не объясняя. Пусть теряются в догадках. Пусть будут заинтригованы. Тем охотнее потом вступят со мной в беседу. Я уже не боялся быть в их глазах Катиным «молодым человеком».