Перебиты, поломаны крылья
Шрифт:
– Ну что ты, Андрюша! – как на несмышленыша посмотрел на него Початый. – Я разговаривал с Антоном Борисовичем, милейший человек…
– Вы разговаривали с Антоном Борисовичем? Но ведь вы же только-только назначены на это дело. Вы только что впервые встречались с подследственным, но уже успели поговорить с мужем потерпевшей…
Альберт Денисович понял, что ляпнул лишнее. Но гримасу раздражения спрятал за наивно-недоуменной улыбкой.
– Андрюша, ну что вы такое говорите! Антон Борисович сам заглянул ко мне в кабинет. Как только узнал, кто назначен
– Ну, заглянул так заглянул, мне-то какое дело.
– Да нет, Андрюша, дело у вас есть. Давайте без обиняков. Илья Теплицын приходится мужем вашей родственницы, поэтому вы так о нем печетесь. Так что в этом деле у вас личный интерес, – по сути, Альберт Денисович обличал Андрея, но улыбался при этом так мило и благодарно, как будто только что получил из его рук приз в миллион долларов.
Хитрый жук, из тех, кто мягко стелет, но больно кусает, мысленно отозвался о нем Андрей.
– А у вас какой интерес? – той же улыбкой ответил он.
– Исключительно служебный… Но если вы не верите, это ваше личное дело, Андрюша. Как говорится, собака лает, а караван идет.
– Это я-то собака?
– Ну что вы, Андрюша! Как можно!.. Каюсь, сравнение не совсем удачное. Но караван все же идет.
– Счастливого ему пути!
– И правильно, Андрюша! Зачем нам усложнять наши с вами отношения? Мы же всего лишь лошадки, вас толкают с одной стороны, меня с другой…
– Кто вас толкает?
– Андрюша, ну зачем ты так? – укоризненно покачал головой Альберт Денисович. – Давай договоримся – ты не лезешь в мои дела, а не лезу в твои… Кофеек у тебя хороший, может, еще кружечку сделаешь?
Судя по самодовольному выражению лица, в этой, в общем-то, конфликтной ситуации Початый держался очень хорошо – не волновался, не переживал. Словом, контролировал ситуацию. Но, как оказалось, спокойным он оставался только внешне, внутри же не все было ладно. Андрей сыпнул ему в чашку растворимого кофе, залил порцию кипятком, бросил два кубика рафинада. Он видел, как дрогнула рука Альберта Денисовича, когда он взял кружку. А когда он возвращал ее на место, рука дернулась еще сильней. Чашка выскользнула из руки, упала на уголок папки и уже вместе с ней полетела вниз. Темная горячая жидкость выплеснулась следователю на колени, из раскрывшейся папки полетели на пол бумаги.
– Какой же я неловкий, черт возьми! – болезненно поморщился Початый, не обращая внимания на испорченные брюки, принялся собирать документы.
Андрей хотел было ему помочь, но он его остановил:
– Не надо! Я сам!
Попавшие в эпицентр кофейной катастрофы листы были мокрыми и грязными, но Початый, ничуть не смущаясь, смешивал их с чистыми и сухими бумагами. Кое-как сбил их в неряшливую стопку, сложил в папку.
– А ведь я портфель собирался покупать, – успокаиваясь, посетовал Альберт Денисович. – Как же не вовремя… И брюки мокрые. И грязь в кабинете развел…
– Ничего страшного. Сейчас наведут порядок.
– Да, да, пусть наводят… А я пойду, Андрюша. Пойду, раз уж я такой неловкий…
Следователь
Андрей не стал вчитываться в содержимое. Сунул потерянный листок под пресс допотопного сканера, за долгих пять минут перебросил текст на свой компьютер. И сразу же вернул листок на место.
Только он это сделал, как открылась дверь и в кабинет ввалился Початый. Он был взмыленный и взволнованный, что не мешало ему радушно улыбаться. Только сейчас его улыбка казалось дурашливой – так может веселиться клоун во время выступления со страшными коликами в животе.
– Андрюша, я у вас ничего не забывал?
Его потуги, с которыми он изображал безмятежность, вызывали смех.
– Вроде бы нет.
– А можно, я еще раз посмотрю?
Не дожидаясь разрешения, он еще раз осмотрел место, где обронил бумаги, и в конце концов обнаружил искомое заключение. Спешно, если не сказать – лихорадочно сунул его в папку.
– Как чувствовал, что потерял, – облегченно вздохнул он.
– А что там такое? – с видимым равнодушием спросил Андрей.
– Да так, пустяк, даже не документ… Ну все, Андрюша, еще раз желаю всех благ!
Початый ушел, и Андрей вывел на монитор изображение бумаги.
Он учился в школе милиции и примерно знал, для чего в судебной экспертизе проводится анализ планктона. Берутся пробы воды в легких утопленника и водоема, где его нашли. Если анализы совпадают, значит, именно там он и утонул, если нет, ищут место, где человек принял на грудь смертельную порцию воды.
Он вчитался в коряво-протокольные и скупые на эмоции строки документа. «Содержащиеся в легких потерпевшей частицы диатомовых водорослей не соответствуют среде утопления. Планктон, выделенный из легких потерпевшей, характерен для морской воды тропической среды…»
Андрей присвистнул от удивления. Морская вода?! Откуда у них в реке могла взяться морская вода?!. Вот почему Початый так разволновался, обнаружив пропажу столь ценной и опасной для его версии бумаги. Ведь анализ планктона в корне меняет дело. Не в реке утонула Эльвира Окулова, значит, не Илья Теплицын ее туда сбросил. Если не он, то кто же?
Глава тринадцатая
Сколько помнил себя Борис, больницы всегда наводили на него тоску. Мрачные серые корпуса, тяжелая атмосфера страданий и боли. Он хорошо помнил, как в больнице умирала его мать. Острая сердечная недостаточность, неудачная операция, реанимационная палата. Врачи боролись за ее жизнь, но… Это случилось одиннадцать лет назад. Борис уже тогда был достаточно взрослым человеком, но больничные ужасы, навеянные болью умирающей матери, так врезались в сознание, что он всякий раз вздрагивал, когда проезжал мимо районной больницы.