Перебиты, поломаны крылья
Шрифт:
– Да, но твоего сына видели в обществе маньяка-убийцы. И он же пытался убить его в больнице…
– Попытка убийства – это вздор. А то, что его с Матюшиным видели, так они соседи, мало ли какие у них могли быть дела…
– Их видели вместе в ночь, когда произошло убийство…
– Это ничего не значит!.. Ты должен вытащить моего сына! Ему нельзя в тюрьму! Там этот Сизов! Он все что угодно может сделать с ним!.. Ты должен приструнить Сизова. Ты должен спасти моего сына!
Иван Герасимович думал недолго. Он предвидел, чем закончится разговор,
– Хорошо, я тебе помогу. Но учти, это в последний раз! Если твой сын еще раз попадется, ищи других заступников. Ты принимаешь мое условие?
Антон Борисович согласно кивнул. Он принял условие, а прокурор вызвал к себе в кабинет свою племянницу.
Вика была холодна, как одинокая березка в январскую стужу. Звонкие льдинки в глазах, лицо как будто гипсовое – такое же белое и неподвижное.
Недоуменно глядя на нее, Андрей поднялся со своего места. Подал ей стул.
– Что-то случилось?
– Случилось… Боюсь, что у меня плохие для тебя новости… Я могла бы отказаться от этого дела, но решила, что так будет честнее…
– Вика, я ничего не понимаю.
– Во-первых, не Вика. А во-вторых, я должна предъявить тебе обвинение.
– Мне?! Обвинение?! В чем?
– Вы, гражданин Сизов, обвиняетесь в незаконном задержании гражданина Окулова Бориса Антоновича, – сказала она, как из пушки пальнула.
– Я?! В незаконном задержании?!.. Но есть же признание Балахниной…
– Ты его видел?
– Нет.
Вчера Андрей весь вечер до самой ночи провозился в Борисом Окуловым. Сначала созвонился с Перегудовым, через него вызвал наряд милиции. Но пока бы тот добрался до места, Окулов мог уехать, поэтому в дело пришлось вступить ему самому. Андрей объяснил ему, в чем он виновен, а затем применил силу – потому как добровольно сдаваться Борис не захотел. Нос ему примял и губу разбил – обычные издержки силового задержания.
– Тогда о чем ты говоришь?
– Но ты же сама расколола Балахнину. Сама увела ее…
– В кабинет ее увела. Где она отказалась от своих показаний. И ничего она не написала…
– Погоди, но ты же все видела и слышала!
– Да, но задержание Окулова признано незаконным.
– Кем признано?
– Районным прокурором… Помнишь, я предупреждала тебя – не связывайся ты с Окуловыми…
– Но ты же со мной была все это время. Ты же и Катю на признание раскрутила…
– А истина мне дороже, чем родственные чувства.
– Какие родственные чувства?
– К Ивану Герасимовичу… Он мой родной дядя. По матери. Отца у меня не было, но его мне заменил Иван Герасимович… И Антона Борисовича я хорошо знаю…
– И ты… Ты только сейчас в том признаешься?
– Я не чувствую за собой никакой вины, чтобы в чем-то признаваться.
– Но как же так! Ты же знаешь, что я задержал Окулова по праву!
– А по какому праву ты поместил бывшего сотрудника Парасюка в камеру к уголовникам? Это называется злоупотребление служебным положением, это статья Уголовного кодекса…
– Прокурор так считает или ты?
Андрей никак не мог оправиться от удара, который нанесла ему Вика. Он чувствовал себя воздушным гимнастом, сорвавшимся со штейн-трапе и летящим вниз без страховки.
– Прокурор.
– Вика, как же так?
– Не пытайся на меня воздействовать. Иначе я ничем не смогу тебе помочь.
– А чем ты мне можешь помочь?
– Тем, что я просила прокурора не брать тебя под стражу…
– Ну, спасибо!
– Не ерничай! Это тебе не идет.
– А что тебе идет? Водить меня за нос, как дурачка за веревочку?
– Ты не дурачок, но тебя пытались удержать на веревочке. И все же ты сорвался…
– Я считаю, что в убийстве Эльвиры Окуловой виновен Борис Окулов. Ладно, доказательств у меня пока нет, зато я точно знаю, что Окулов пытался убить своего соседа Матюшина, маньяка, который убивал проституток…
– Насчет маньяка – это всего лишь предположения. Пока еще точно не установлено, он убивал или нет…
– Но его самого пытались убить. И это факт. Факт, который вы с прокурором пытаетесь скрыть!
– В том-то и дело, что пытаемся… – Голос у Вики дрогнул, выражение лица смягчилось и обрело понурую подвижность. – На свою голову… Я ему так и сказала, что добром это не закончится… Да он и сам это понимает…
– Так в чем же дело? Почему выгораживает этого ублюдка?
– Потому что у него есть определенные обязательства перед Антоном Борисовичем. А долг, как известно, платежом красен… Поверь, деньги здесь ни при чем.
– А что при чем? – взъерошенно спросил Андрей.
– Я понимаю, ты меня осуждаешь, – виновато глянула на него Вика. – И меня, и прокурора… Да я и сама себя осуждаю. Но я тоже в долгу перед Иваном Герасимовичем…
– Разжалобить меня хочешь?
– Что-то вроде этого. Я хочу, чтобы ты успокоился и оставил Окуловых в покое.
– А если нет?
Андрей осознавал всю шаткость положения, в котором оказался прокурор со своей племянницей. Городили, городили огород вокруг него, но так ничего путного создать и не смогли. Пусть и невозможно пока обвинить Бориса Окулова в убийстве Эльвиры, зато его можно привлечь к ответственности за покушение на жизнь Матюшина. Да и много чего другого всплывет, окажись он на нарах. Андрей свое дело знает, он раскрутит Бориса на полную катушку. Судя по всему, именно этого и боятся Окуловы, потому и натравливают на него прокурора, а вместе с тем и его прекрасную племянницу. А Иван Герасимович ведется, как осел на колокольчик, хотя должен понимать, что рано или поздно Матюшин заговорит, а им занимаются такие монстры, которым районный прокурор не чета. Если Матюшин даст показания против Бориса Окулова, то пострадают все, кто за ним сейчас стоит. В том числе и Вика…