Перед бурей
Шрифт:
приезда в Петербург, в Финском заливе бесследно погиб
со всем экипажем броненосец русского флота «Русалка».
Не спасся ни один человек. Больше того, все попытки
разыскать хотя бы самое судно оказались тщетными. Эта
непонятная катастрофа в то бедное событиями время яви
лась первоклассной сенсацией. О ней много говорили, о
ней много писали газеты. Я помню, как в нашем доме за
чайным столом на все лады обсуждались обстоятельства
гибели
объяснения ее исчезновения. Но ничего объяснить они не
могли, и тайна попрежнему оставалась тайной. «Русалка»
была найдена только сорок лет спустя, уже в наши, совет
ские, времена, Эпроном, но ее странная судьба оказала
сильнейшее влияние на мое детское воображение, еще бо
лее обостряя мой интерес и мое увлечение морем и судо
ходством.
По приезде в Петербург отец стал работать в Инсти
туте экспериментальной медицины имени принца Ольден¬
бургского, с которым, между прочим, тесно связан был
покойный И. П. Павлов. Помню, как он был тронут, когда,
встретившись с ним в 1935 году в Лондоне, я рассказал
ему о моей родственной связи с этим научным учрежде
нием. Иногда отец, по старой привычке, брал меня с собой
в институт, но здесь мне нравилось меньше, чем в нашей
скромной омской лаборатории. Здесь было слишком много
людей и слишком узкое поле для моей активности, а по
тому скоро я прекратил свои визиты в институт.
Наша семья поселилась на Петербургской стороне.
Квартира состояла из трех маленьких комнат и кухни, рас-
71
положенных в третьем этаже промозглого каменного дома.
Окна выходили во двор; однако, на наше счастье, этот
двор не походил на типичные петербургские дворы-колод
цы, а был открыт с двух сторон и даже заканчивался не
большим садом с двумя клумбами и несколькими чахлыми
деревьями. В целях экономии мать сама готовила и нани
мала одну прислугу, которая и комнаты убирала и за
детьми ухаживала.
Сразу же по приезде в Петербург я поступил в Веден
скую гимназию, которая находилась в двух шагах от на
шей квартиры. Гимназия эта по тем временам была боль
шая, число учащихся в ней достигало пятисот человек,
имелся ряд параллельных классов. В моем классе, напри
мер, было пятьдесят учеников. Два года, проведенные
мной в Веденской гимназии, не оставили в моей памяти
сколько-нибудь ярких следов. Учился я в общем легко И
хорошо, часто бывал первым учеником и при переходе из
первого
шим без экзаменов и с первой наградой. В эти годы я
больше всего увлекался географией и не только знал
учебник на-зубок, но и много читал по данному предмету
сверх программы. Кроме того, я очень любил рисовать
карты, и если по выполнению они часто бывали далеки от
совершенства, то зато работа над ними постепенно накоп
ляла в моей голове большое количество точных сведений
о конфигурации берегов и морей, о течении рек, о место
положении городов и горных хребтов. Эти подробные гео
графические знания сослужили мне большую службу в мо
ей последующей жизни.
К концу моего пребывания в Петербурге я очень заин
тересовался астрономией. Толчком для этого послужила
только что вышедшая тогда на русском языке книга не
мецкого профессора Клейна «Астрономические вечера», ко
торую мне подарил отец. Я даже познакомился с перевод
чиком этой книги, неким С. Сазоновым, который казался
мне тогда полубогом, обитающим на вершинах литератур
ного Олимпа. Однако своей высшей точки моя страсть
к астрономии достигла три-четыре года спустя, и я вер
нусь к этой теме несколько позднее.
Дома по усиленному настоянию матери я брал уроки
игры на скрипке, но, как я уже раньше говорил, душа
моя не лежала к этому инструменту, и я всячески отлы
нивал от серьезной учебы. Когда мать упрекала меня в
72
том, что я играю всего лишь час-полтора в день, в то
время как Пичужка проводит за роялем по три часа, я
задорно отвечал вычитанной откуда-то сентенцией:
— Шопен не позволял своим взрослым ученикам играть
больше трех часов в день, чего же требовать с таких кло
пов, как мы с Пичужкой?
В Петербурге я впервые познакомился с театром. По
мню, с каким необычайным волнением я шел с матерью на
утренник, где исполняли «Горе от ума». И пьеса и игра
произвели на меня огромное впечатление, и я долго после
того не мог успокоиться. Позднее я видел «Миллион тер
заний», «Мертвые души», «Плюшкина», «Две сиротки»
(Ф. Коппе) и некоторые другие произведения. Чаще всего
мать водила меня в театр Кононова — небольшой, бедный
театр, где не было даже оркестра, но где тем не менее
хорошо играли и хорошо подбирали пьесы. Замечательно,
однако, что мои родители ни разу не свели меня ни в