Перед бурей
Шрифт:
жа, и с ним точно буря налетала.
Невысокого роста, коренастый, с блестящими карими
глазами, с нечесаной черной бородой и гривой торчащих
в разные стороны черных волос, дядя Миша был олице
творением живости, подвижности, энергии. Он сам громко,
заразительно смеялся и любил, чтобы и все кругом тоже
смеялись. Он всегда был полон страшно интересных мыс
лей, предложений, планов, проектов. Его голова все время
быстро работала,
в дом и наскоро целуясь с взрослыми и ребятами, дядя
Миша сразу же кричал:
— Детишки, завтра утром идем на плотину рыбу удить!
Я удочки привез.
Мы реагировали, конечно, радостными возгласами.
А дядя тут же продолжал:
— Только чур у меня не плакать! Кто заплачет, брошу
в пруд, на удочку ловить буду.
Мы отвечали дяде взрывами хохота. Потом дядя на
чинал всех нас тормошить — в куче или поодиночке. Бо
ролся со мной, носил на шее маленького Миньку, таскал
подмышками Юленьку и Гуньку и вообще проделывал
бездну всяких шалостей и глупостей, приводивших нас,
ребят, в самый дикий восторг.
Рано утром в воскресенье старшие дети действительно
отправлялись с дядей Мишей на рыбную ловлю, или на
Чортов Мост, или в какую-либо дальнюю прогулку за Мо
сква-реку, или на ярмарку, только что открывшуюся в со
седнем селе, где так весело было кружиться на карусели
и где продавались такие вкусные пряники. Эти экскурсии
с дядей были для нас ни с чем несравнимым наслажде
нием. Потом мы возвращались домой, после обеда дядя
ложился прикорнуть на часок, а дальше... дальше он либо
рассказывал нам какие-либо страшно интересные истории,
которые мы слушали, затаив дыхание, либо принимался за
карандаш. Дядя отличался большим художественным та
лантом, и под его кистью на наших глазах с необычайной
легкостью вырастали дома, поля, горные хребты, морские
пейзажи. Все выходило, как живое. Помню, однажды был
серый, дождливый день, с хмурым небом и быстро бегу
щими облаками. Мокрые галки сидели уныло на деревьях.
Из окон нашей дачи видна была разбитая деревенская
дорога, превратившаяся в сплошное море грязи. За ней
80
открывалось широкое желтое поле колосящейся ржи. При
рода навевала тоску, грусть и скуку. И мне было тоскливо,
грустно и скучно. Мы никуда не ходили, и дядя с утра
занялся рисованием. Он выглянул в окно и что-то невнятно
хмыкнул про себя. Потом взял кусок ватманской бумаги и
краски.
— Дядя, неужели тебе
ную дорогу? — изумился я. — Что в ней красивого?
— А почему бы и нет? — откликнулся дядя. — Вот по
годи, пока я окончу.
Дядя быстро заработал кисточками, от времени до вре
мени пристально поглядывая в окошко. Через час картина
была готова. Я взглянул на нее и ахнул. Предо мной
лежал прелестный акварельный пейзаж, и даже эта гряз
ная, разбитая дорога выглядела на нем какой-то глубокой
и интересной. Дядя с улыбкой наблюдал эффект, произ
веденный на меня его работой, и затем прибавил:
— Художник может и из грязи сделать чудо красоты.
В живописи важно не только то, ч т о нарисовано, но и
к а к нарисовано. То же и вообще в искусстве.
Тогда я не вполне осознал значение этих слов. Сколько
раз позднее я имел случай убедиться в их глубокой пра
вильности!
От того далекого счастливо-детского лета у меня со
хранилось одно яркое воспоминание.
Однажды дядя Миша пошел с нами в большую прогул
ку. Мы долго бродили по полям и лугам, окружавшим
Мазилово, долго продирались сквозь чащу густого леса,
весело сбегавшего к Москва-реке, долго шли вверх по
течению вплоть до села Крылацкого. По дороге мы зашли
в сторожку лесника, где выпили по стакану молока с вкус
но пахнущим черным хлебом. В Крылацком мы купили
в лавочке мятных пряников. Потом двинулись в обратный
путь и на полдороге, у реки, решили сделать маленький
привал для краткого отдыха. Нас было четверо старших
ребят, и мы вволю побродили босыми ногами в воде и на
сладились вдоволь, швыряя камешки «блинками». Когда
мы, наконец, очнулись и подумали о продолжении пути,
дяди Миши на месте не оказалось. Вначале мы решили,
что он находится где-нибудь за прибрежными кустами и
с минуты на минуту вернется. Однако наше ожидание не
оправдалось. Прошло минут пятнадцать — дяди Миши не
было. Прошло полчаса — дяди Миши не было. Прошел
81
час — дяди Миши все не было. Мы не знали, что подумать.
Уже вечерело, а до дому еще было далеко. Вдобавок, мы
толком не знали дороги, да и дорога-то пролегала через
большой темный лес, итти по которому сейчас, на закате
солнца, было жутковато. Ну куда же все-таки мог девать
ся дядя? Мы кричали ему, звали его, просили откликнуть
ся — без всякого результата. Мы тревожно обходили близ