Перед бурей
Шрифт:
— Несносная девчонка, — пробормотал. — Ага, так я и поверил, что отец тебя просил об этом. Конечно, берег наш, но мало ли что…
Он встал попрочнее и отправил свою мысль вслед за Моной. Та, почувствовав, бросила эмоцию, эквивалентную показанному языку, и через какое-то время всё-таки поворотила коня.
Вернулась как раз к тому времени, когда Норик заметил её отсутствие. Поэтому Гарий не стал её ругать, лишь укоризненно покачал головой. Мона показала язык.
— Не занудствуй, — весело сказала, полученный от
— А я как раз тебя хотел попросить… — Гарий понизил голос. Мона подошла.
— Чего? — насторожённо спросила.
— Не знаю, как сказать, — Гарий смущённо опустил взор.
— Так и скажи, — предложила Мона, уже начиная волноваться.
— Ты не могла бы… ну… — он выдохнул, как будто готовый признаться в чём-то сокровенном, — ворчать на меня иногда?
Мона уронила челюсть.
— Не поняла, — честно призналась.
— Занудствовать, ворчать почём зря, — начал перечислять мальчишка. — Ругать на чём свет стоит. Вопрошать небо, за что послало такого нерадивого ученика и призывать оттуда громы и молнии на его голову.
— Ты здоров? — озабоченно поинтересовалась девочка, порываясь потрогать ему лоб. Гарий расхохотался, уверив её в мысли, что с ним не всё в порядке.
— И так я буду чаще вспоминать учителя, — торжественно докончил речь. Мона выдохнула.
— А, так ты поэтому на меня всё время ворчишь? Вместо Алека.
— Ну да, — Гарий наблюдал за сменой её эмоций. Кажется, получилось. Теперь она не будет так реагировать на его слова и, может быть, хоть немного к ним прислушается. — Должен же хоть кто-то на тебя ворчать.
Девочка оглянулась на отца.
— По-моему, он не справляется.
— По-твоему, ты управишься лучше? — Мона дружески пихнула в бок. Гарий крякнул, потирая ушиб. — Ладно, — весело сказала девочка. — И первым моим ворчанием будет что-нибудь вроде…
Она набрала в грудь воздуха и заговорила низким утробным голосом:
— Перестань приставать к Моне со всякой чепухой!..
Случившийся рядом раб шарахнулся от её завывания. Дети переглянулись и расхохотались, ещё больше его напугав.
— Интересно, что с ними будет, — задумчиво произнёс Гарий, резко оборвав веселье.
— Разберут по цехам, — задумчиво сказала Мона. — Кто-то попытается убежать, кому-то это даже удастся… ну и скатертью им дорога — в болота беричей, уж те найдут применение!..
Гарий поискал глазами Длинного.
— А этот?
Мона приняла образ и пожала плечами.
— Он всё равно ничего не умеет. Драться разве что, но у нас и без него хватает специалистов. Да и рабу — оружие…
— Войко носит ошейник, а дерётся наравне со всеми, — напомнила Мона.
— Она — особый случай, — Гарий передёрнул плечами. Девочка удивлённо посмотрела на него. Кажется, брат учителя что-то
Гарий наконец разглядел Длинного, тот уже устроился на фургоне, держа перед собой палку и отщипывая от неё кусочки коры.
— Сначала его Майнус поспрашивает, — в голосе Моны появилась нотка сочувствия. — И всё зависит от того, что останется от него после этого… спрашивания.
Дети поёжились.
— Этот упрямый, — сказал Гарий.
— Значит, останется мало, — сделала вывод Мона. Длинный казался всецело занят своим посохом, поднял руку к глазам, поморгал. — Ага, так я тебе и поверила, — пробормотала девочка. Длинный как будто услышал — оставив прикидываться, глянул прямо.
Дети отвернулись.
Фургоны наконец-то были выстроены в походный порядок, а к Гарию обратился Норик с просьбой заглянуть в Мечту. Мальчишка залез на крышу первого попавшегося фургона, Мона устроилась рядом. Гарий принялся было возражать.
— Тогда мы тебя привяжем, — пригрозила Мона. — Иначе свалишься.
Фургоны двинулись, и Гарий и впрямь едва не свалился.
— Или ступай вниз, ложись прямо на пол.
— Угу? — и Гарий и впрямь собрался было слезать. Мона смотрела удивлённо, почти обиженно.
— Доверяю, — сказал Гарий. Мона вскинула рыжие брови.
— Ты ведь это хотела спросить? — он едва не рассмеялся. — Нет, я не читаю мысли. Просто у тебя лицо выразительное.
Что Мона немедленно продемонстрировала, скорчив такую физиономию, что во рту Гария стало кисло.
— Я тебе доверяю и вполне могу позволить… м-м-м, посторожить моё тело, пока я брожу без него, — выбрал он формулировку. — Просто на этой крыше кого-то убили. Я отсюда не смогу.
Мона поводила рукой и невольно вздрогнула. Как раньше не заметила!..
Они перебрались на крышу соседнего фургона, Гарий лёг, Мона устроилась рядом. Её присутствие отвлекало. И тряска мешала как следует отстраниться от самого себя. Гарий выполнил короткое дыхательное упражнение, настраивающее мысли на нужный лад, погрузился в себя…
И вышел.
Самый сложный момент — когда ты уже стоишь на пороге самого себя, а в открытую дверь дует ветер, принося с собой информацию. Знания, возникающие сами по себе — о людях, живущих в этом фургоне, о строителях этого фургона, о мастерах, заготовивших дерево… Гарий сделал над собой усилие и выбрался из потока, не проследив, как росли деревья, из которых были сделаны доски фургона. Оставив тело, он велел ему вести себя смирно в своё отсутствие, немного полюбовался на сидящую рядом Мону, которая отсюда виделась странно и прекрасно. Тут было одновременно и физическое тело во всей волшебной гармонии его процессов, и разум с несколькими уровнями мышления, и недалёкое прошлое Моны, и веер путей её возможного будущего.