Перед лицом Родины
Шрифт:
После Виктора в камере стали читать самые разнообразные лекции научные работники, инженеры, врачи. Воспоминаниями о гражданской войне, о встречах с Лениным и его соратниками делились бывалые люди.
Рядом с топчаном Виктора стоял топчан инженера молкомбината Александра Львовича Катуновича. Это был приятный пухлощекий мужчина лет сорока. Он много читал, много знал, и Виктору доставляло большое удовольствие беседовать с ним.
Александр Львович до ареста интересовался упражнениями по индусской системе «хатха-йога». Будучи последователем
Проснувшись однажды, Виктор сказал Катуновичу:
— Странный сон я сегодня видел.
— Что за сон? — поинтересовался тот. — Расскажите.
— Будто сижу я в карцере, стою у окна. Влетает огромная оса, чуть ли не с кулак, и пытается меня ужалить… Страшно жужжит: жж… ж-ж-ж… А сама жалом жалит, жалит меня в руку… Я ее указательным пальцем правой руки так придавил к стеклу, что все ее косточки хрустнули, и она, закружив, с жужжанием упала на подоконник и застыла…
— Это вещий сон, — многозначительно сказал Катунович. — Честное слово, вещий… Кто-то будет пытаться ужалить вас, а вы своей правотой заметьте, правой рукой придавил осу — побьете его…
— Ну, это вы уж чепуху говорите, — рассмеялся Виктор. — Я в сны не верю.
— Я тоже не особенно верю, — сказал несколько сбитый с толку смехом Виктора Катунович. — Но бывает, что и сбываются…
— Это признак суеверия, мистики…
— Да это-то, может быть, и верно. Я вот замечаю, что в наших условиях, в беде, люди очень склонны к мистике, к религии. Даже — большие люди…
Весь день Виктор был сам не свой. У него из головы не выходил этот странный сон с осой… Он как будто и в самом деле ждал чего-то…
Поздно вечером, когда все камеры уже приготовились ко сну, открылась фортка в двери.
— Кто есть на букву «В»? — спросил вахтер.
— Великанов, — ответил кто-то.
— Нет, — отмахнулся вахтер.
— Вершинин.
— Нет.
— Веткин.
— Нет.
Ему назвали еще несколько фамилий, начинавшихся на «В». Все было не то, вахтер отрицательно качал головой.
— Волков, — решил назвать себя Виктор.
— Во! — обрадовался вахтер. — Правильно. Выходи без вещей.
Это значило на допрос. «Вот она, оса-то», — подумал Виктор и почувствовал, как у него беспокойно забилось сердце.
Его привели к Картавых.
— Здорово, писатель, — весело встретил тот его. — Давно не виделись. Ну что, будешь раскалываться или нет?..
— Вы же отлично знаете, гражданин следователь, — четко, точно диктуя, произнес Виктор, — что я ни в чем не виноват.
— Ну, ты брось, — протянул Картавых. — Я другое знаю, что ты виноват… И очень виноват… Последний раз с тобой вожусь… Я с тобой гуманничаю. Попадешь к другому следователю, он с тебя шкуру сдерет…
— Не сомневаюсь. А я вам заявляю, да вы и сами знаете, что я ни в чем не виноват…
— Откуда я знаю? — изумленно посмотрел на Виктора Картавых. — Что ты плетешь-то?..
— Я буду на вас жаловаться в ЦК.
— Гм…
— Сталин.
— А кроме Сталина?
— !?
— Да сам же Николай Иванович Ежов! — радостно выпалил следователь. Он секретарь ЦК, он же и Нарком внутренних дел. А мы, да будет тебе известно, работаем по указанию Николая Ивановича… И он нас за нашу работу награждает. Вот, пожалуйста, — указал он на свой орден Красной Звезды, красовавшийся на его груди, и который до этого Виктор не видел у него… — Так что жалуйся. Пожалуйста. Жалоба твоя ко мне же и попадет. Ха-ха!.. Впрочем, мне с тобой беседовать некогда. Не хочешь по доброй воле давать показания — не надо. Мы заставим тебя их дать… Сейчас сделаем тебе очную ставку с профессором Карташовым.
— С Карташовым? — удивился Виктор. — Чепуха!.. Какое он Отношение имеет ко мне?.. А впрочем, если б такая очная ставка и состоялась, то грош цена ей… Карташов — мой враг. По злобе он может все наговорить…
— Глупости говоришь, — усмехнулся следователь. — Враг. Какой там враг?.. Друг твой — одна чашка-ложка была…
Картавых взял телефонную трубку.
— Следователя Марковича, — сказал он. — Маркович?.. Веди Карташова… Да, привели.
Виктор был поражен. Он никак не мог поверить, чтобы Карташов мог согласиться на очную ставку с ним. Какая там может быть очная ставка, если он, Виктор, ни в чем не виноват?
Минут через пять в комнату вошел профессор Карташов, а за ним рыжий, плюгавенький следователь, тоже с орденом Красной Звезды на груди. Следователь пошел к столу, за которым сидел Картавых, а Карташов направился к Виктору, сидевшему на стуле у стены.
— Здравствуй, Виктор Георгиевич! — протянул ему руку Карташов.
Виктор хотел сделать вид, что не замечает его руки, но потом подумал, что Карташов ведь тоже в сущности несчастный человек, такой же страдалец, как и он, и он пожал ему руку.
Профессор одет в прекрасный свежий костюм, чисто выбрит, подстрижен, и от него даже пахнет одеколоном. Виктор невольно оглянул свой грязный костюм и вздохнул. Каким оборванцем он, видимо, выглядит по сравнению с этим щеголем. Но он понял, почему это делалось. Этим контрастом следователи хотели показать, дескать, смотри, Волков, человек дал показания, и вот он теперь сыт, прекрасно одет и всем доволен, а ты не даешь показаний, будь же грязным, запаршивленным, голодным…
«Боже мой! — думал Виктор. — Как это все убого и примитивно. Как будто блестящий вид Карташова так на меня подействует, что я мгновенно же брошусь клеветать на себя, на всех… Недалекие вы людишки, если так думаете…»
Карташов сел на диван, почти рядом с Виктором, и сказал тихо:
— Виктор Георгиевич, не упорствуй, давай показания…
Следователи у стола заговорили между собой, как будто не слыша, о чем разговаривают Карташов и Виктор. Виктор отлично понимал, что все это нарочно подстроено.
— Какие же я могу дать показания, гражданин Карташов? — спросил он. Что я был с вами в какой-нибудь контрреволюционной организации или что?
— Пиши, что требует от тебя следователь.
— Клевету?.. Ложь?..